Фавориты Фортуны

Тем не менее Гиртулей пришел к Сеговии раньше его, и неудивительно. Ламиний находился в двухстах милях отсюда, в то время как Метеллу Пию пришлось проделать шестьсот миль. Вероятно, кто-то в Турмулах послал сообщение Серторию, что римляне выступили в поход, но не к верховью Тага. Серторий предположил (как и думал Старикашка), что целью римлян был верхний Ибер, – уловка, чтобы отвлечь Сертория от восточного побережья и от Помпея, или же попытка ударить по самым преданным Серторию центральным землям. Гиртулею было приказано перехватить Старикашку, прежде чем он сможет достичь Серториевых центральных районов. В одном Метелл Пий был уверен: они не догадываются о том, куда он направлялся в действительности. Если бы Серторий сообразил, он бы стал думать о способностях Старикашки намного лучше, чем раньше.

Первое, что необходимо сделать, – устроить хорошо укрепленный лагерь. Как всегда предусмотрительный, Метелл Пий заставил своих людей копать и строить, не снимая доспехов, – лишний груз, которому никто не был рад. Но, как сказали солдатам их центурионы, Гиртулей поблизости. Они рыли, как безумные, сооружая высокие насыпи, словно большая колония муравьев. Повозки, быков, мулов и лошадей заводили на территорию лагеря, пока расставлялись красные флажки и шла разметка территории. Их оставили под надзором небольшого отряда, поскольку нестроевики тоже были привлечены к работе. Тридцать пять тысяч человек трудились так организованно, с такой энергией, что лагерь был построен за один день, хотя каждая сторона тянулась на милю в длину, укрепленные бревнами валы имели двадцать пять футов в высоту, через каждые двести шагов были поставлены башни, а траншея перед стенами достигала глубины двадцать футов. Только когда были готовы четверо ворот из цельных бревен и поставлены часовые, военачальник вздохнул с облегчением: его армия защищена от атаки.

Однако не обошлось без происшествия. Луций Гиртулей нашел идею Старикашки удобно укрыться за траншеями, стенами и частоколами слишком дерзкой, чтобы смириться с этим, поэтому он предпринял кавалерийскую вылазку из своего лагеря. Гиртулей намеревался заставить Старикашку прекратить строительство. Но Метелл Пий недаром пробыл в Испании три с половиной года. Он научился думать, как его противник. Нарочно оставив шестьсот нумидийских легких кавалеристов из своей колонны за много миль от Сеговии, он приказал им следовать за основной колонной с большой осторожностью, а затем остановиться там, где потенциальный противник не мог их видеть. Не успела вражеская кавалерия выступить, как из-за ближайших деревьев выскочили нумидийцы и вынудили Гиртулея вернуться в лагерь.

Целых восемь дней больше ничего не происходило. Люди должны были отдохнуть, почувствовать себя так, словно никакие вражеские силы не смеют их побеспокоить и они могут спать ночами и проводить дни в тренировках и отдыхе. Палатка их командира стояла на перекрестке via praetoria и

via principalis, где было небольшое возвышение, так что полководец мог обозревать все четыре стены поверх палаток. Метелл Пий расхаживал по обеим главным улицам, по боковым дорожкам, по сторонам которых стояли палатки из промасленных воловьих шкур или хижины из горбыля, и разговаривал со своими людьми. Он подробно рассказывал им о том, что собирается делать дальше, чтобы они видели: командующий уверен в успехе.

Великий понтифик вовсе не был сердечным человеком. Ему нелегко было иметь дело с подчиненными. Но и холодным его не назовешь. Метеллу Пию было приятно чувствовать расположение людей. Со времени сражения на реке Бетис, когда он так тщательно позаботился о своих солдатах, они начали смотреть на него по-другому. Сначала робко, потом все более и более открыто они выражали ему благодарность за то, что своей предусмотрительностью он дал им шанс одержать победу. Побуждения Метелла Пия были им безразличны. Не важно, что поступок военачальника основан не на любви к рядовому солдату, а на желании побить Гиртулея. Они это превосходно понимали. Он так смешно суетился и кудахтал – в соответствии с прозвищем, данным ему Серторием. Разумеется, этим Метелл Пий выдал свою личную заинтересованность в их благополучии.

С тех пор они плавали с ним из Гадеса в Эмпории и обратно, они прошли шестьсот миль по незнакомой стране, населенной дикарями. И всегда он умел сохранить им жизнь. Поэтому, когда Квинт Цецилий Метелл Пий бродил по улицам своего лагеря в Сеговии, он грелся в лучах солдатской любви. Великий понтифик понимал: время, собственные способности и истинно римское отношение к мелочам подарили ему армию, расставаться с которой не хотелось бы до слез. Это были его солдаты. Но с тем, что и они считали его своим, он смириться не мог. Его сын тоже не мог этого принять. Молодому Метеллу было непросто сопровождать отца в этих прогулках по лагерю. Метелл Сципион вырос страшным снобом, по своей природе неспособным принять любовь тех, кто не был ему ровней, и даже тех, кто не был связан с ним кровными или родственными узами.