Фавориты Фортуны

Отступление закончилось в предгорьях к западу от Сетабиса. Здесь порядок был восстановлен, когда Серторий, игнорируя Перперну, подсчитал свои потери – примерно четыре тысячи человек – и распределил людей (как раз большей частью людей Перперны) в свои когорты, которые нуждались в пополнении. Перперна хотел предъявить официальный протест и громко жаловался на то, что Серторий намеренно принижает его, но одного взгляда на строгое лицо с покалеченной глазницей оказалось достаточно, чтобы оставить это намерение. По крайней мере, на время.

Здесь Серторий наконец получил известие о том, что Луций Гиртулей и его брат Гай погибли возле Сеговии вместе со всей испанской армией. Сокрушительный удар, которого Серторий никак не ожидал. Только не от Старикашки! И как хитро все проделано: идти так, чтобы о его истинных намерениях даже не подозревали; миновать Миакк и Сертобригу на таком расстоянии, чтобы думали, будто это Гиртулей; передвигаться ночами, не поднимая пыли, которая могла бы выдать армию на марше в низовьях Сукрона!

«Мои испанцы правы, – думал Серторий. – Когда Диана исчезла, удача покинула меня. Фортуна больше не на моей стороне, если она вообще когда-нибудь была за меня».

Ему доложили: Юнец и Старикашка, очевидно, решили, что нет смысла продолжать марш на юг. После того как они очистили поле битвы и забрали в Сетабисе всю провизию, их армии повернули на север. Это была хорошая мысль. Наступал секстилий. Им предстоит долгий путь до зимнего лагеря. Но каковы планы Старикашки? Собирался ли он вернуться в Дальнюю Испанию или двинется на север с Юнцом? Чувствуя ужасную усталость, которой он не в силах был побороть, Квинт Серторий решил, что его раны зализаны достаточно. Он последует за Старикашкой и Юнцом на север, чтобы причинять им как можно больше вреда, избегая при этом прямых столкновений.

Лагерь разобрали, армия вышла в поход с партизанскими отрядами. Но тут к Серторию робко подошли двое маленьких детей. Их голые ноги были темнее голых тел, в ноздрях и ушах блестели золотые шарики. Между ними, с веревкой на шее, стоял покрытый грязью коричневый олененок. Слезы брызнули из единственного глаза Квинта Сертория. Как это хорошо, как по-доброму! Они услышали о потере его красивой, дарованной богиней белой лани и пришли предложить взамен собственного любимца.

Командир присел на корточки, опускаясь на один уровень с ними и отвернув лицо, чтобы дети видели только его здоровую сторону и не испугались изуродованной глазницы. К его великому удивлению, приведенное малышами животное стало прыгать и вырываться при виде Сертория. Животные никогда не убегали от Квинта Сертория!

– Вы решили подарить мне свою любимицу? – мягко спросил он. – Спасибо, спасибо! Но, понимаете, я не могу ее взять. Я ухожу, чтобы сражаться с римлянами. Я хотел бы, чтобы она оставалась в безопасности, у вас.

– Но она твоя, – сказала девочка.

– Моя? О нет! Моя была белая.

– Она белая, – сказала она, плюнула на ладошку и потерла шерсть олененка. – Видишь?

В этот момент животному удалось освободиться от веревки. Лань бросилась к Серторию. Слезы хлынули по правой стороне его лица. Квинт Серторий обнял свою Диану и стал целовать ее, не в силах отпустить.

– Диана! Моя Диана! Диана, Диана!

Когда дети ушли со своей драгоценной семейной веревкой, положенной в большой мешок с золотом, который тащил раб, получивший приказ доставить детей и золото их родителям, Квинт Серторий вымыл свою любимицу в ближайшем ручье, осмотрел ее, напевая вполголоса и что-то радостно приговаривая. Какова бы ни была причина ее исчезновения, ясно, что ей пришлось несладко на воле. Какая-то большая кошка напала на нее. У Дианы остались глубокие, наполовину зажившие следы когтей по обеим сторонам крестца, словно на нее набросились сзади и старались придавить к земле. Как ей удалось вырваться, знала только богиня. Ее крошечные копытца были избиты и кровоточили, уши разорваны по краям, морда расцарапана. Дети нашли ее, когда выводили пастись овец. Она подошла прямо к ним, положила нос в черные от сажи руки девочки и вздохнула с облегчением.

– Ну, Диана, – сказал Серторий, укладывая лань в ящик на повозке. – Надеюсь, ты узнала, что дебри – для диких животных. Ты почуяла самца, да? Или лагерные собаки покусали тебя? Отныне, моя девочка, ты будешь путешествовать таким образом. Я не могу даже подумать, что снова тебя потеряю.

Новость облетела солдат быстрее, чем на крыльях птицы. Диана вернулась! А с нею и удача Сертория.