Фавориты Фортуны

К большому сожалению Цезаря, когда он прибыл в Рим, младший Долабелла уже находился в ссылке, а Гай Веррес расхаживал по всему Риму – воплощение добродетели и честности. Веррес женился на дочери Метелла Капрария и пользовался большой популярностью среди выборщиков-всадников, считавших его показания против младшего Долабеллы большим подарком своему сословию, которое лишили права быть присяжными. Вот сенатор, который не побоялся обвинить одного из своих коллег!

Через Луция Декумия и Гая Матия Цезарь дал знать всем, что он намерен защищать любого человека из Субуры, и в те месяцы, когда Лепид и Брут терпели поражение, а Помпей одерживал победы, Цезарь выступал адвокатом в судах по делам мелким, но очень успешно. Его репутация росла, юристы и риторы стали посещать суды каждый раз, когда Цезарь защищал обвиняемого, – большей частью то были суды по гражданским делам или делам иноземцев, но иногда события разворачивались и в уголовном суде. Как Катул ни старался принизить Цезаря, люди слушали Катула все меньше и меньше, потому что им нравилось содержание речей Цезаря, не говоря уж об их форме.

Когда несколько городов Македонии и Центральной Греции обратились к нему с просьбой выступить в качестве обвинителя против старшего Долабеллы (вернувшегося после продолжительного наместничества, так как Аппий Клавдий Пульхр наконец прибыл в свою провинцию), Цезарь согласился. Это был первый действительно важный судебный процесс, в котором он принимал участие, ибо слушание проводилось в quaestio de repetundae – суде по делам о вымогательстве – и судили человека, принадлежавшего к знатной семье, пользующейся большим политическим влиянием. Цезарь мало знал о делах старшего Долабеллы в качестве наместника, поэтому принялся беседовать с возможными свидетелями и тщательно собирать показания. Клиенты-этнархи были в полном восторге от Цезаря, безупречно тактичного с ними, всегда приятного в общении. Но больше всего их поразила его память. Он никогда не забывал услышанное хотя бы раз и часто ухватывал какое-нибудь случайное замечание, которое оказывалось намного важнее, чем это представлялось другим.

– Однако, предупреждаю: жюри целиком состоит из сенаторов, а симпатии сенаторов на стороне Долабеллы, – сказал он своим клиентам в то утро, когда должно было начаться слушание. – Его считают хорошим наместником, потому что ему удалось держать в страхе скордисков. Не думаю, что мы можем выиграть дело.

Они не выиграли, хотя улики оказались настолько вескими, что только жюри из сенаторов, судившее своего коллегу, могло проигнорировать их. Обвинительная речь Цезаря была великолепна, но приговор все равно звучал ABSOLVO – «оправдать». Цезарь не стал извиняться перед клиентами, они и не были в нем разочарованы. Речь Цезаря была сочтена безупречной. Люди обступали Цезаря толпой, просили опубликовать речи.

– Они станут учебниками для изучающих риторику и законы, – сказал Марк Туллий Цицерон, прося копии для себя. – Ты не должен был проиграть. Я очень рад, что вовремя вернулся из-за границы и услышал, как ты превзошел Гортензия и Гая Котту.

– Я тоже очень рад, Цицерон. Одно дело, когда тебя хвалит Цетег, и совсем другое – когда такой адвокат, как ты, просит копии моих речей, – сказал Цезарь.

Его действительно обрадовало, что Цицерон обратился к нему с подобной просьбой.

– Ты не можешь научить меня ничему новому в ораторском искусстве, – поспешил добавить Цицерон, подсознательно начиная умалять свой комплимент, – но я изучу твои методы расследования и представления доказательств.

Они вместе шли к Форуму, Цицерон все продолжал говорить:

– Меня поражает твое умение управлять голосом! В обычном разговоре он низкий. Но когда ты обращаешься к толпе, голос твой становится высоким и звонким, он слышен в самых последних рядах. Кто научил тебя этому?

– Никто, – удивленно ответил Цезарь. – Я просто заметил, что низкие голоса хуже слышно. А поскольку я хочу, чтобы меня слышали, я превратился в тенора.

– Аполлоний Молон – я учился у него последние два года – говорит, что голос зависит от длины шеи человека. Чем длиннее шея, тем ниже голос. А у тебя шея худая, длинная! К счастью, – добавил он самодовольно, – моя шея нужной длины.

– Короткая, – сказал Цезарь.

– Средняя, – решительно поправил Цицерон.

– Ты неплохо выглядишь. Немного поправился, что тебе было необходимо.

– Я чувствую себя хорошо. И очень хочу вернуться к адвокатуре. Хотя, – задумчиво добавил Цицерон, – не думаю, что мы встретимся с тобой на одном слушании. Иные титаны не должны сталкиваться. Думаю, подобные Гортензию и Гаю Котте – тоже.

– Я лучше думал о них, – отозвался Цезарь. – Если бы жюри заранее, еще до слушания, не приняло решения, они проиграли бы. Их выступление было небрежным и нескладным.

– Согласен. Гай Котта – твой дядя, не так ли?

– Да. Но это не имеет значения. Мы с ним любим спорить.

Собеседники остановились, чтобы перекусить у лотка торговца, который уже много лет продавал свои знаменитые закуски возле дома фламина Юпитера.