Фавориты Фортуны

– Это не должно зависеть от воспитания! – сердито прервал его Цезарь. – Это должно заключаться в природе человека. Я могу понять жестокость, когда она совершается дикарями: их обычаи, традиции и боги требуют от них подобных деяний. Деяний, которые мы, римляне, объявили противозаконными несколько столетий назад. Когда подумаешь, что римский аристократ – один из Антониев! – получает удовольствие, причиняя такие страдания, – о, отец, мне трудно поверить!

Но Луций Декумий только задумчиво посмотрел на своего собеседника:

– Цезарь, ты же знаешь, что такое происходит повсюду. Может быть, не столь ужасные вещи, но большей частью лишь потому, что люди боятся быть пойманными. Ты только подумай! Этот Антоний Гибрида, он, как ты говоришь, – римский аристократ. Суды защищают его, и подобные ему защищают его. Чего ему бояться, если он поступает с кем-нибудь жестоко? Большинство людей, Цезарь, останавливает только одно – страх наказания. И чем выше положение человека, тем болезненнее будет его падение. Но иногда находится человек богатый, влиятельный, который вытворяет все, что ему вздумается. И его ничто не останавливает. Например, Антоний Гибрида. Таких немного. Немного! Но они всегда есть, Цезарь. Всегда есть.

– Да, ты прав. Конечно, ты прав. – Цезарь закрыл глаза, на мгновение блокируя все мысли. – Такие дела должны быть расследованы, и виновные наказаны.

– Если ты не хочешь, чтобы их стало больше. Оправдай одного – и на его месте появятся двое.

– Поэтому я должен провести расследование. Это будет непросто.

– Да, непросто.

– Помимо темных слухов об исчезновениях рабов, что еще тебе о нем известно?

– Немногое. Его ненавидят. Торговцы ненавидят, простые люди ненавидят. Когда он, проходя по улице, щиплет какую-нибудь маленькую девочку, ребенок кричит от боли.

– И как с этим мирится моя кузина Юлия?

– Об этом лучше спроси свою мать, Цезарь, а не меня.

– Я не могу спрашивать свою мать, Луций Декумий!

Луций Декумий подумал и кивнул, соглашаясь:

– Да, не можешь, это правильно. – Он замолчал, продолжая думать. – Ну, то, что Юлия – дура, это уж точно, не то что наши умницы Юлии! По ее словам, ее Антоний немного озорной, но не жестокий. Неразумный. Не знает, когда надо задать хорошую порку своим мальчикам, этим маленьким плутишкам.

– Ты хочешь сказать, что его сыновья растут без надзора?

– Как лесные кабаны.

– Постой-ка… Марк, Гай, Луций. О боги! Надо бы мне больше знать о семейных делах! Я не слушаю женскую болтовню – в этом все дело. Моя мать сразу же все мне рассказала бы… Но она слишком проницательна, отец, она захочет выведать, почему я интересуюсь ими, и тогда она постарается меня отговорить браться за это дело. И мы поссоримся. Лучше, чтобы она узнала об этом как о свершившемся факте. – Цезарь печально вздохнул. – Отец, расскажи-ка мне побольше о мальчишках брата Гибриды.

Луций Декумий зажмурился, поджал губы:

– Я часто вижу их в Субуре – а они не должны носиться по Субуре без педагога или слуги! Крадут еду в лавках, чтобы позлить продавца, а не потому, что голодны.

– Сколько им лет?

– Не могу сказать точно, но Марк выглядит лет на двенадцать, а по поступкам – лет на пять. Стало быть, лет семь-восемь. Двое других младше.

– Да, все Антонии скоты. Наверное, у отца этих мальчишек мало денег.

– Всегда на грани разорения, Цезарь.

– Тогда, если я буду обвинять их дядю, то для них и для их отца это будет плохо.

– Вот уж точно.

– Но я должен взяться за это дело.

– Знаю.

– Мне нужно несколько свидетелей. Лучше трое мужчин… или женщин… или детей, кто захочет дать показания. Наверняка он проделывает такое и здесь. И его жертвы – не только исчезнувшие рабы.

– Я разузнаю, Цезарь.

Как только Цезарь вошел, его женщины сразу же заметили, что у него какая-то неприятность. Но ни Аврелия, ни Циннилла не стали его расспрашивать. Раньше Аврелия, конечно, попыталась бы выведать у сына побольше, но теперь ребенок занимал все ее мысли, поэтому она не придала большого значения плохому настроению Цезаря. И упустила случай отговорить сына от обвинения Гая Антония Гибриды, чьи племянники были родственниками Цезаря.