Фавориты Фортуны

Он направился в самую престижную гостиницу города, на углу Римского форума и спуска Урбия. Цезарь получил сообщение о том, что его клиенты, которые поручали ему дело старшего Долабеллы, вернулись в Рим и хотят увидеться с ним.

– У нас еще есть для тебя дело, – сказал глава греческой делегации, Ификрат из Фессалоник.

– Я польщен, – хмурясь, сказал Цезарь. – Но кого теперь вы хотите обвинить? Аппий Клавдий Пульхр пробыл наместником недостаточно долго, чтобы против него можно было выдвинуть обвинение. Даже если вы сможете убедить сенат в необходимости суда над действующим наместником.

– Это совсем другое дело, ничего общего не имеющее с наместниками Македонии, – отозвался Ификрат. – Мы хотим, чтобы ты обвинил Гая Антония Гибриду в жестокости, проявленной им, когда он командовал конницей Суллы десять лет назад.

– О боги! Спустя столько времени! Почему?

– Мы не надеемся выиграть, Цезарь. Не это цель нашего приезда. Просто пережитое нами при старшем Долабелле заставило нас понять: наши римские правители порой мало чем отличаются от животных. И мы думаем, что пора Риму узнать об этом. Петиции бесполезны. Никто не хочет их читать, и меньше всего – сенат. Обвинения в измене или вымогательстве – редкие судебные дела, которые посещают только высшие классы римского общества. Мы хотим привлечь внимание всадников и даже низших классов. Поэтому мы подумали об уголовном суде – такие дела привлекают больше внимания. Туда приходят представители всех классов. И когда мы стали прикидывать, кого бы выбрать для примера, все сразу подумали об одном человеке – Гае Антонии Гибриде.

– А что он сделал? – спросил Цезарь.

– Он командовал конницей в районах Феспии, Элевсина и Орхомена в то время, когда Сулла или его войска находились в Беотии. Но он почти не выполнял своих обязанностей. Вместо этого он получал удовольствие от ужасных занятий – пыток, увечий, изнасилований женщин и мужчин, мальчиков и девочек, убийств.

– Гибрида?

– Да, Гибрида.

– Ну, я всегда знал, что он – типичный Антоний, чаще пьяный, чем трезвый, транжира, падкий на женщин и еду, – с презрением заметил Цезарь. – Но зверства? Даже для Антония это необычно. Я скорее поверил бы, если бы это оказался Агенобарб!

– У нас есть неопровержимые свидетельства, Цезарь.

– Предполагаю, что в этом отношении он пошел в мать. Она не была римлянкой, хотя я всегда слышал, что она довольно приличная женщина. Из апулов. Но апулы – не дикари, а то, о чем вы говорите, – чистое варварство. Даже Гай Веррес не заходил так далеко!

– Наши свидетельства неопровержимы, – повторил Ификрат. Он лукаво взглянул на Цезаря. – Теперь, наверное, ты понимаешь наше положение: кто из римских высших кругов поверит нам, если весь Рим не станет говорить об этом и если весь Рим не увидит наши свидетельства собственными глазами?

– У вас есть жертвы-свидетели?

– Десятки, если потребуется. Люди безупречной репутации и положения. Кто без глаз, кто без ушей, кто без языка, кто без кистей или ступней, без гениталий, маток, рук, кожи… Этот человек – зверь. Такими же были и его дружки. Но не о них разговор, они не аристократы.

Цезарю стало дурно.

– Значит, его жертвы не умирали.

– Большинство из них мертвы, это правда. Видишь ли, Антоний считал это искусством. Умение причинить человеку невыносимую боль, расчленить его, не умертвив. Самая большая радость для Антония заключалась в том, чтобы спустя месяцы вернуться и посмотреть, живы ли еще его жертвы.

– Для меня это будет неудобно, но я, конечно, возьмусь за это дело.

– Неудобно? Почему?

– Его старший брат, Марк, женат на моей двоюродной сестре – дочери Луция Цезаря, который был консулом, а позднее погиб от руки Гая Мария. Остались три мальчика – племянники Гибриды, которые являются моими троюродными братьями. Считается дурным тоном обвинять членов своей семьи, Ификрат.

– Но Гай Антоний Гибрида ведь не кровный твой родственник? Твоя кузина замужем не за ним.

– Поэтому я и возьмусь за дело. Но многие не одобрят этого. Мы связаны родственными узами через трех сыновей Юлии.

Цезарь решил обсудить это с Луцием Декумием, а не с Гаем Матием или с кем-либо другим, кто ближе к нему по положению.

– Ты все слышишь, отец. Но слышал ли ты о подобном?

Луций Декумий обладал такой внешностью, что в молодости казался старше своих лет, а теперь выглядел моложе. Иными словами, Луций Декумий не менялся. Цезарю было трудно определить его возраст, но он предполагал, что тому около шестидесяти.

– Кое-что. Рабы у него не задерживаются дольше полугода, но никто никогда не видел, чтобы их хоронили. Я всегда становлюсь подозрительным в таких случаях. Обычно это означает всякие мерзкие тайны.

– Нет ничего более омерзительного, чем жестокое обращение с рабом.

– Да, ты мыслишь правильно, Цезарь. У тебя лучшая в мире мать, ты получил отменное воспитание.