– Сомневаюсь, Орадалтис. Просто обычный корыстолюбец. Почувствовав себя здесь первым официальным представителем Рима, он постарается украсть все, что, как он решит, Рим позволит ему увезти, – спокойно объяснил Цезарь. – Рим потребует от него опись, но я думаю, что ваш список и его список не совпадут. Тут мы его и поймаем!
– А он не заподозрит, что мы составили собственный список?
Цезарь засмеялся:
– Только не он! Восточные царства обычно не склонны проявлять такую аккуратность. Точность, аккуратность – это черта римлян. Конечно, зная, что я здесь, он решит, что я первым обобрал дворец, поэтому он даже не подумает, что я мог сговориться с тобой, чтобы поймать его.
К концу декабря все было сделано. Царица переехала в маленькую рыболовецкую деревню Реба, за мысом Боспора на берегу Эвксинского моря. Здесь у Никомеда была личная вилла, и Орадалтис сочла ее идеальным местом для вдовствующей царицы.
– Когда Юнк потребует от тебя освободить виллу, ты покажешь ему копию документа, устанавливающего право на собственность, и скажешь ему, что оригинал находится у твоих банкиров. Каким банком ты будешь пользоваться?
– Я подумала о Византии. Это ближе всего.
– Отлично! Византий не входит в состав Вифинии, поэтому Юнк не сможет проверить твои счета или присвоить твои деньги. Ты также скажешь Юнку, что все, что находится на вилле, – это твоя собственность, часть твоего приданого. Тогда он не положит на это глаз. Поэтому не вноси в опись того, что хочешь взять с собой. Если кто и имеет право забрать что-то из дворца, это ты.
– Но я должна подумать и о Низе, – с тоской сказала старая женщина. – Кто знает? Может быть, моя дочь вернется ко мне, прежде чем я умру.
Пришло сообщение о том, что Юнк приплыл в Геллеспонт и прибудет в Никомедию через несколько дней. По пути он намерен остановиться в Прусе для инспекции, сказал его посланец. Цезарь перевез царицу на виллу, удостоверился, что казна выдала ей достаточно денег, чтобы у нее был хороший доход, поместил деньги Орадалтис и опись у выбранных ею банкиров в Византии и отплыл оттуда со своей свитой в двадцать человек. Он будет держаться фракийского берега Пропонтиды всю дорогу до Геллеспонта и таким образом избежит встречи с Марком Юнием Юнком, наместником Вифинии.
Цезарь не собирался возвращаться в Рим. Он планировал отправиться на Родос и там год или два поучиться у Аполлония Молона. Цицерон убедил его, что это поможет ему развить ораторские способности, хотя Цезарь хорошо знал, что уже вполне овладел искусством красноречия. Он не скучал по Риму, как Цицерон, не грустил и по своей семье, хотя иметь такую семью было приятно, она помогала сохранять спокойствие, уверенность. Его жена, ребенок, мать ждут его и будут на месте, когда он вернется. Ему и в голову не приходило, что кто-то может умереть, пока его нет дома.
Это путешествие оказалось дорогостоящим, но он не взял денег у Никомеда и Орадалтис. Только попросил оставить ему что-нибудь на память, и ему вручили настоящий изумруд – из Скифии, а не из Аравийского залива, где изумруды намного бледнее и не такие прозрачные. Это был гладкий, неограненный камень размером с куриное яйцо. На нем были выгравированы профили царя и царицы Вифинии. Естественно, продать такую вещь он не мог. Но Цезарь не беспокоился о деньгах. В настоящее время он имел их достаточное количество, а будущее, он был убежден, само позаботится о себе – таково было его отношение к финансам, которое доводило его мать до помрачения рассудка. Но вот свита из двадцати человек и нанятый корабль обошлись ему раз в десять дороже, чем все путешествия, которые он совершал до этого!
В Смирне он опять провел некоторое время с Публием Рутилием Руфом. Его сильно позабавили рассказы старика о Цицероне, который посетил его на пути в Рим с Родоса.
– Поразительный выскочка! – таков был приговор Цицерону Рутилия Руфа. – Он никогда не найдет счастья в Риме, знаешь, хотя обожает этот город. Я бы назвал его солью земли – порядочный, добросердечный и старомодный.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – кивнул Цезарь. – Беда в том, дядя Публий, что у него великолепный ум и большие амбиции.
– Как у Гая Мария.
– Нет, – решительно возразил Цезарь, – не как у Гая Мария.
В Милете он узнал подробности о том, как Веррес украл тончайшую шерсть, гобелены и ковры из города, и посоветовал этнарху подать жалобу в римский сенат.
– Хотя, – добавил Цезарь, готовый сесть на корабль, чтобы плыть в Галикарнас, – вам повезло, что вместе с ними он не украл предметы искусства и не ограбил ваши храмы. Такое он проделывал в других местах.