В Италии находится только один легион солдат. Их вербовали и тренировали, чтобы послать в Испанию, но теперь они пойдут на Восток с Лукуллом. Пинок Цетегу оказался достаточно силен: отцы-сенаторы выделили Лукуллу семьдесят два миллиона сестерциев, чтобы набрать флот, а Марку Антонию не предложили денег вообще. Марк Котта назначен правителем новой римской провинции Вифиния. В его распоряжении находится вифинский флот, но кораблей мало: ему тоже не дали денег. К чему же мы пришли, Цезарь, когда женщина имеет власти больше, чем консулы?
Мой дорогой брат покрыл себя славой, отклонив те семьдесят два миллиона. Он сказал, что тех денег, которые еще Сулла зарезервировал в провинции Азия, хватит на его нужды. А флот он наберет в разных городах и округах провинции. Из собранной дани он заплатит за корабли. Поскольку денег в казне почти нет, сенаторы выразили моему брату искреннюю благодарность.
Теперь конец квинтилия, и Лукулл и Марк Котта отправятся на Восток меньше чем через месяц. К счастью, согласно установлениям Суллы вновь избранные консулы занимают более высокую должность, чем городской претор, так что Кассий и я остаемся в Риме, который теперь на нашем попечении, а не в лапах этого ужасного Гая Верреса.
Это не крупномасштабное мероприятие, задействован только один легион. Они отправятся морем, потому что летом это быстрейший путь. Быстрее, чем переход через Македонию. Я тоже думаю, что мой брат не хочет завязнуть в кампании западнее Геллеспонта, как Сулла в свое время. Он верит, что Курион способен справиться с вторжением Понта в Македонию: в прошлом году Курион и Косконий в Иллирии действовали одной командой, и так успешно, что атаковали дарданов и скордисков, а сейчас Курион совершает набеги на бессов.
Лукулл должен прибыть в Пергам в конце сентября, и что случится после этого, я не знаю. Думаю, и Лукулл не знает.
И это, Цезарь, все на сегодня. Пожалуйста, напиши мне, какие новости ты услышишь. Не думаю, что у Лукулла будет время информировать меня обо всем!
Письмо заставило Цезаря вздохнуть. Дыхательные упражнения и риторика неожиданно потеряли для него значение. Но он не получил вызова от Лукулла и сомневался, что тот когда-нибудь его позовет. Особенно если весь Рим судачит о его удаче с пиратами. Лукулл одобрил бы сам подвиг, но не того, кто его совершил. Ему нравятся четкость и официальность. Любитель приключений, частное лицо, присвоившее полномочия наместника, не уживется с Лукуллом, хоть тот и поймет, почему Цезарь так поступил.
«Интересно, – подумал Цезарь на следующий день, – далеко ли отстоит желаемое от реального? Может ли человек влиять на события силой своих устремлений? Или это дела Фортуны? Удача на моей стороне, я – любимец Фортуны. И вот оно, опять! Шанс! И этот шанс появился, когда нет никого, кто мог бы остановить меня. Никого, кроме таких, как Юнк, который не имеет значения».