Однажды из самых лучших побуждений фехтовальщица вступилась за Бригитту, которую ударил Клеман, когда обнаружил в лохани с господским бельем ее сорочку, и вместо побоев предложила наказывать за нарушения более цивилизованно, то есть, вычетом из жалованья. Мишо тотчас одобрил эту идею, а прачки возмутились и стали смотреть на девушку как на врага, пробравшегося в их стан. Они были согласны на любые побои, но только не на потерю тех грошей, которые здесь зарабатывали, однако их просьбы оставить все по-старому ни к чему не привели, Мишо уже понял выгоду, похвалил фехтовальщицу и утвердил новую систему наказания.
— Я же хотела сделать вам лучше! — пыталась оправдаться перед возмущенными женщинами Женька.
— Да будь ты проклята со своим «лучше»! — разбушевалась Марсена.
Казалось, она готова была пристукнуть внезапно народившуюся реформаторшу своим утюгом, и прачек смягчило только то, что им подвезли обещанные де Сандом одеяла.
Деньги за постиранное белье собирал Клеман, выезжая по адресам под охраной Клода и Жиля, поэтому кассу развозчица с собой не возила. Даровые, которые Женька получала в богатых особняках, она делила пополам с возчиком. Пакетта подобного не делала, поэтому Тавье новую развозчицу полюбил и оберегал ее интересы, как свои. Это пригодилось ей, когда она покупала себе свечи и свое огниво, чтобы не просить его у Беранжеры и работать над рукописью по ночам. Тавье она сказала, что шьет себе одежду.
— Смотри, только дом не спали, — предупредил возчик, но никому, конечно, об этом не сказал.
Существовал в ее новой работе и еще один подводный камушек. Из тех домов, которые обслуживала прачечная Мишо, был особняк де Лавуа, где Женька могла нечаянно встретиться, как с Валери, так и с Клементиной. На ее счастье, она общалась только с кастеляншей или с управляющим, заходила с задней двери и перед этим низко опускала чепец. Один раз она чуть не столкнулась там с двоюродным братом Клементины и другом де Вернана Полем де Лавуа, но вовремя наклонила голову, когда выезжала со двора на своей тележке. Опасно было и на улице, где фехтовальщицу могли узнать, как друзья, так и враги, но девушка от своей новой должности не отказывалась, — она давала ей больше свободы, а что касалось опасности, то ходить по краю ей всегда нравилось.
Не склонная бросать слова на ветер, фехтовальщица всерьез решила взяться за прачечную и рассказала Мишо об идее желоба, который хорошо было бы протянуть от колодца к котлам и про насос, чтобы качать воду прямо из-под земли.
Мишо сначала продолжительно молчал и переглядывался с Клеманом, а потом спросил:
— Сама, что ль удумала?
— Сама.
— Клеман, а?
— Тут какой-то подвох, отец.
— Да какой подвох? Давайте, я сама съезжу к Форгерону! — предложила девушка.
— К какому Форгерону?
— Это кузнец, штуковины разные изобретает. Я думаю, он сможет соорудить такой насос.
Мишо еще немного подумал, потом кивнул и разрешил поехать к Форгерону. Женька, уже неплохо узнав город, нашла кузнеца все в том же дворе, где стояла его, значительно облегченная по сравнению с первоначальной моделью, летательная конструкция. Теперь конструкция имела вид того самого треугольника, который когда-то нарисовала на земле фехтовальщица, а сам конструктор в позе роденовского мыслителя сидел перед ней на чурбаке. Рядом лежал его пес Брут. Увидев девушку, Брут завилял хвостом, а задумчивый Грегуар даже не шевельнулся.
Женька выпрыгнула из тележки, велела Тавье подождать и, пройдя за ворота, подошла к аппарату. Потрогав конструкцию руками, она сказала:
— Полотно провисает… Это плохо.
— Ткань дурная, я каждый день подтягиваю, — ответил изобретатель девушке так, будто они каждый день беседуют об этом.
— Может быть, проклеить чем-нибудь?
— Может быть.
— И кресло надо убрать.
— А где сидеть?
— Не надо сидеть, нужно лететь. Вот отсюда должен идти поддерживающий шнур. Его нужно закрепить на поясе… А здесь, впереди сделайте легкий поручень… Как это объяснить?..
Форгерон молча подал девушке веточку дерева, которую теребил в руках. Она улыбнулась и, как в прошлый раз, стала чертить ею по земле. Поверхность была мокрой, и чертеж получился довольно четким.
— Вот так, — сказала она. — И еще нужно равновесие. У тебя, по-моему, передняя часть тяжеловата, а это верное пике.
— Что?
— Врежешься носом в землю, говорю. Что ты так смотришь?
— Вы кто, сударыня?
— Я развозчица из прачечной Мишо.
— Тогда такие мысли не должны быть в вашей голове.
— А это и не мои мысли, — не стала присваивать себе идею будущего дельтапланеризма Женька. — Я только предаю их тебе.
— Зачем?
— Вижу, что ты для этого подходишь.
— А та, другая? Которая советовала мне изменить форму?
— Та другая — это другая. Помалкивай об этом, а то у тебя ничего не получится. Теперь о том, зачем я приехала.