Фехтовальщица (СИ)

— За нее, — кивнул на Женьку Кристиан.

— Больше что ль девок не осталось?

— Таких не осталось. Сбегай к Миро и принеси пожрать чего-нибудь.

Кристиан дал мальчику денег и тот убежал исполнять поручение.

— Идем наверх, Дикая Пчелка, — потянул девушку к лестнице Тулузец, — Не бойся, нам никто не помешает.

«Сейчас у меня будет любовь с волком, — отстраненно, будто не о себе, подумала фехтовальщица. — Генрих никогда не простит меня, если узнает. Он убьет и меня, и моего ребенка… Может быть, сказать о ребенке Кристиану?» Но Женька ничего не сказала. Она испугалась, что он принудит ее избавиться от чуждого ему потомства.

Верхнюю комнату, где жил Тулузец, почти всю занимала широкая лежанка, крытая коврами и одеялами. Тут же находился большой ларь, рядом с которым валялись несколько довольно приличных на вид книг. На ларе стояла деревянная статуя мадонны и лежали четки из черепов, которые Женька выкинула когда-то в окно.

— Это … чье? — спросила девушка.

— Жан-Жак нашел.

— А статуя?

— Табуретка стянул где-то. Я оставил. Она на дочку мельника похожа из моей деревни.

— Дочка мельника… умерла?

— Солдаты ее с папашей в мельнице спалили, когда король Монпелье брал. Мельник-то из протестантов был, осерчал, пристукнул кого-то, вот и наказали.

— А Табуретка? Это кто?

— Мальчишка из Приюта Подкидышей. Его одна знатная мамаша туда сбросила. Он через это дамочек благородных не терпит. Ты поосторожней с ним, у него нож есть.

Кристиан подошел к фехтовальщице ближе и осторожно тронул ее щеку.

— Ты красивая, — сказал он, — как мельникова дочка.

— Ты ее любил?

— Любил пару раз.

Женька напряглась, — она ожидала грубого насилия, но объятия, в которые ее заключил «городской волк», были неожиданно трепетны, а касания его сухих губ на лице нежны. То ли этот разбойник боялся ее спугнуть, то ли знал, как нужно раздувать ответный огонь. «Генрих убьет меня», — опять подумала фехтовальщица, купаясь в щекочущих пузырьках новой чувственной игры, словно в оздоровительном горячем источнике. Она снова не понимала, что с ней происходит, и ей казалось, что статуя девы Марии смотрит на нее просто уничтожающе. «Завтра напрошусь в какое-нибудь дело, и пусть меня там убьют, — решила она, распластавшись на лежанке парижского бандита, точно на кресте, — Как все нелепо, как мерзко… это тупик, тупик…»

Когда любовный голод был утолен, Кристиан крикнул Табуретку. Мальчик тотчас принес поднос с едой, улыбнулся девушке беззубым ртом и снова довольно ловко при своей физической ущербности спустился вниз.

— Его мать знатная, говоришь? — задумалась фехтовальщица, вспомнив историю Маргариты, которую ей рассказал Генрих.

— Да, он сказал, в приюте какая-то вышитая пеленка была.

— Я хочу сходить туда.

— Зачем?

— Поговорить с настоятельницей. Мне нужно узнать, кто была его мать.

— Думаешь на кого?

— Думаю.

— Что ж… сходим, если ты так хочешь, но это после, а сейчас давай поедим.

Женька зашнуровала корсаж и села. На ужин был жареный гусь, которого Кристиан заказал еще днем в харчевне. Он сам отламывал от тушки куски и подавал их фехтовальщице. Смоляные глаза его светились любовью, но девушка не обманывалась, — она помнила картину страшного нападения на орлеанской дороге, распоротое горло Перрана, убитого де Вика и смерть Робена, случившуюся час назад.

— Что это за книги? — спросила фехтовальщица.

Присутствие книг в разбойничьем логове действительно выглядело странно.

— У Герцога беру.

— У Герцога? Он что, читает?

— Не, какое! Неграмотный он. Сначала для форсу с налетов насобирал, чтобы вроде как блеску себе придать, а потом Копна ему читать стала. Ее кто-то из бывших дружков научил.

— А ты? Тебе кто читает?

— Никто, сам. Я умею. Нас с братом священник воспитывал, когда мать померла.

На следующий день гулянье во Дворе Чудес продолжилось. Ночь, бурная и безбожная, перетекла в белесый январский день, который скрасили новые костры, драки и возлияния.

Во второй половине дня Герцог отправился на прогулку по ближайшим парижским рынкам и взял с собой небольшую свиту, в числе которой был и Кристиан. Женька, не в силах сидеть в доме под уничтожающим взглядом девы Марии, попросилась идти с ним. Кроме Тулузца в свите числились: Берта Копна, Художник, Жослен Копень, Жан-Жак и Гаргантюа — высокий плотный детина с заряженными пистолетами за поясом.

В декольтированном платье было холодно, и Кристиан дал девушке одну из своих курток на овечьем меху. Кроме куртки она выпросила и штаны, чтобы надеть их под юбки. Здесь Божьи законы работали мало, поэтому никто этому ее желанию прямо не препятствовал.

На рынках Герцога знали. Ему бесплатно наливали вина и платили небольшую дань. За это Двор Чудес не трогал мелких торговцев. Стражники тоже не подходили, и на вопрос фехтовальщицы Кристиан сказал, что Герцог платит им свою «дань».

— А Марени?

— Марени охотник, его можно только убить.

— Почему же не убьете?

— Скользкий и чует, когда остерегаться надо. Уже не единожды уходил. А может и заговоренный он или еще срок не пришел.