Как-то, наблюдая возобновившиеся утренние мучения фехтовальщицы над жестяным тазиком, Тулузец спросил:
— Сивилла сказала, ты беременна. Это правда?
— Да. А откуда она знает?
— Видит. Она прозорливая, еще в первый день сказала. Чей это ребенок? Твоего мужа?
— Да.
— Не хочешь избавиться?
— Не хочу.
Решиться убить ребенка, который несмотря ни на что, продолжал жить в ней, фехтовальщица еще не могла.
Днем и вечером она чувствовала себя хорошо. Холодный воздух расправлял легкие и слегка пьянил, поэтому Женька стремилась больше быть на улице, чем сидеть у Сивиллы или у Герцога. Чтобы обезопасить ее выходы Кристиан, когда был свободен, сопровождал ее сам, в других случаях с ней выходил Художник. Иногда к ним присоединялся Табуретка, с которым Женька подружилась так же, как и с Жан-Жаком. Она быстро поняла, что это он напугал ее когда-то у Малого моста, и оба не раз смеялись, вспоминая ту первую встречу.
Как только фехтовальщица освоилась в воровском сообществе, она выполнила задуманное и сходила с мальчиком в Приют. Для этого девушка с разрешения Герцога, который всегда был в курсе дел, совершаемых его людьми, подобрала в лавке старьевщика Пикара другое платье. Пикар торговал одеждой, перешитой после налетов. Платье принадлежало дворянке, дом которой был ограблен несколько месяцев назад. Что стало с его хозяйкой, фехтовальщица спрашивать не стала. Платье было неброским, приличным, подходило по размеру и годилось для посещения порядочных домов. В той же лавке девушка выбрала шляпу и перчатки.
Для посещения Приюта, кроме Кристиана, она позвала с собой и Художника. Пикар по просьбе Женьки тоже подобрал им другую одежду. Чтобы они могли сойти за охранников благородной дворянки и не бросались в глаза своими безвкусными пестрыми нарядами, Женька попросила их одеться в черное. В итоге все вместе они составили довольно серьезного вида тройку. Было понятно, что эти люди долго и впустую разговаривать не будут, поэтому по прибытии в Приют Подкидышей, девушка сразу сообщила настоятельнице, что собирается принять участие в судьбе брошенного мальчика и хочет узнать его историю.
Хозяйка Приюта в ужасе уставилась на Табуретку, который уселся прямо на ее стол, и сначала долго отнекивалась, получив, видимо, распоряжения или деньги за молчание. Она сдалась только тогда, когда Художник не выдержал и приставил к ее горлу нож. Женщина сдавленно вскрикнула и тотчас велела такой же перепуганной служанке принести шелковую пеленку, в которую одиннадцать лет назад был завернут бедный младенец. На пеленке стоял герб дома де Рошалей, и золотой нитью была вышита их фамилия.
— Маргарита бросила ребенка, потому что он был горбат? — спросила Женька.
— Это не тот ребенок, который был нужен ее семье, сударыня, и не та репутация, которая необходима для такой знатной девушки, — косясь на нож в руке Проспера, ответила настоятельница. — А то, что горбат… Повитуха была удивлена, что младенец вообще жив. Госпожа де Рошаль до последних сроков утягивалась в корсет. Так многие делают, чтобы греховный приплод сокрыть, вот мальчик и не удался. Хорошо еще, что с руками и с ногами родился, а то мы тут такого уже навидались, не приведи господь!
Табуретку, на самом деле, звали Любен Апрельский. Маргарита родила его в четырнадцать лет от одного из пажей, которого ее родные потом отослали в дальний военный гарнизон.
— По-доброму поступили, — сказала настоятельница, — а то бы и прибить могли.
— Ты бы мог быть сейчас богатым, Табуретка, — усмехнулся Кристиан.
— И здоровым, — вздохнула фехтовальщица.
На это мальчик, к ужасу и без того бледной от страха настоятельницы, соскочил со стола и стал яростно кромсать пеленку ножом, о котором предупреждал Женьку Тулузец. Он и Художник еле вывели его из комнаты.
— А зачем вы хранили эту пеленку? — пристально взглянув на хозяйку Приюта, спросила девушка. — Только не говорите, что она дорога вам, как память.
— Да, она дорога, но… не как память, — опустила глаза настоятельница.
— Понятно, — усмехнулась Женька. — Тогда желаю успеха, сударыня.
На обратном пути фехтовальщица решила зайти к Монро и узнать, как идут дела с печатью ее рукописи, но за прилавком типографии она с удивлением обнаружила Ксавье. Мальчик при виде Женьки сам оказался не на шутку потрясен.
— Это вы, госпожа?..
— Я. Ты теперь здесь работаешь?
— Ага, как сбежал из «Божьей птички». Сначала на улице куплеты продавал, а теперь здесь помогаю.
— А Матье? Где он?
— У какой-то вдовы схоронился.
— Что ж, тогда зови своего хозяина.
Монро, увидев автора «Записок фехтовальщицы» в сопровождении двух суровых мужчин в черных плащах и горбатого мальчика в пестрой одежде, сначала смешался.
— Почему я не вижу своей рукописи на прилавке, сударь? — спросила девушка. — Вы еще не начали ее печатать?
— Мы давно уже печатаем ее, сударыня, но материал быстро раскупают. Сейчас я готовлю специальное издание для самого короля.
— Для короля?