Фехтовальщица (СИ)

— Так вы сами не дали мне сказать, сударь! Привязались с этой стенкой…

— Пошел вон, дурак!

Де Ларме легко взбежал на второй этаж и подошел к Женьке.

— А, это вы, — улыбнулся он ей, как старой знакомой, и предложил выйти в оранжерею госпожи Фурье. — В доме не слишком чисто, сударыня. Мой слуга отвратительный лентяй, и не прибрался вовремя.

Женька направилась за Люисом. За ними было поплелся и де Барту, в обществе которого некогда ужинала фехтовальщица, но де Ларме напомнил ему, что тот хотел поискать потерянную дагу, и Шарль отстал.

Проводив свою неожиданную гостью в оранжерею и посадив на скамейку возле грядок с цветами, мушкетер присел рядом и поинтересовался целью ее посещения. Женька, наконец, с наслаждением погрузившаяся в близость вожделенного общения, с готовностью назвала себя, потом рассказала, как де Белар очутился у герцогини, и предала записку. Де Ларме прочитал ее, потом скомкал листок и потер лоб под шляпой.

— Я знаю, что Валентин ранен, — сказала девушка. — Господин де Белар хочет узнать, как он сейчас.

— Скажите Кристофу, что рана серьезна.

— Он умирает?

— Не умирает, но лекарь сказал, что состояние пограничное. Все решат сутки.

— А заговорщики? Их уже начали допрашивать?

— Вы уже знаете о заговорщиках?

— Так уже, наверное, все знают.

— Да, дело шумное.

— Скажите, господин де Ларме, а…

— Называйте меня Люис.

— Люис, а де Белар написал что-нибудь… обо мне в этой записке?

Де Ларме улыбнулся и потеребил свою мушкетерскую бородку.

— А я думал, вы уже с господином де Шале, сударыня.

— Я не с господином де Шале.

— Странно. Эти «лопнувшие» шнуры и «шрам» на вашем корсаже были так красноречивы. Они-то все и испортили.

— Но де Белар даже не смотрел на меня, он о чем-то все время думал.

— Да, он думал о своем брате, но видит он всегда гораздо больше, чем многим кажется. Наверное, поэтому в его записке было только о Валентине. Вы расстроены?

— Совсем нет.

— Врете. Оставьте де Белара, сударыня. Этот грубый и спесивый бретонец не оценит вас, как должно. Настоящие мастера любви бывают только в Провансе, — лукаво прищурил узкий глаз де Ларме и приобнял девушку за талию.

— Вы о себе?

— А о ком же еще? Превосходный край, сударыня! Напоен солнцем и страстями! Когда устанете от нашего де Белара, заезжайте ко мне, и мы совершим нечто постыдное, но приятное, как воровство яблок из чужого сада!

— Почему вы думаете, что я устану от де Белара?

— Кристофа никто долго не выносит. Приедете?

— Нет.

— Почему?

— Мне не нравится воровать яблоки.

— Тоже врете! У Виолетты де Флер до сих пор сводит судорогой лицо при упоминании вашего имени. «Как она смела? Эта наглая беарнка в скучном платье! Генрих мой, мой!» — передразнил фрейлину мушкетер. — Кстати, а почему вы до сих пор в этом испорченном наряде? Вам что, так дорога эта зашитая дыра под грудью?

— У меня нет другого платья.

— В самом деле? Тогда вам обязательно нужно что-то предпринять, чтобы другие платья были, иначе это станет действительно скучно.

Люис засмеялся, но веселье его тотчас прекратилось, как только из дверей дома выбежал Теофиль. С неподдельным удовольствием от своего стукачества он сообщил, что де Барту нашел в ларе бутылку дорогого вина и теперь поправляет им свое, пошатнувшееся с вечера, здоровье.

— Что?! — немедленно взорвало уточенного провансальца. — Что поправляет?.. Что он может понимать?!.. Я сейчас зарежу этого дикого «Пантагрюэля»!

Люис наскоро поцеловал девушке руку и умчался спасать свое дорогое вино, а Женька, которой тоже не следовало мешкать, поехала в «Парнас», чтобы забрать свои вещи.

В гостинице все снова восхитились ее приезду в герцогской карете, но она пропустила восторги мимо ушей и перешла сразу к делу.

— Я съезжаю, сударь, — сообщила она Бушьеру, заплатила за проживание и стала собираться.

— Да, госпожа де Бежар, — поклонился хозяин. — Я понимаю. У вас теперь будет другая жизнь. Шарлотта поможет вам.

— Мне ничего не приносили?

— Как же! Приносили.

Женька имела в виду патент, но Шарлотта принесла, обвязанную золотой лентой, большую коробку. Поставив ее на стол, она сказала:

— Вот, госпожа.

— Что это?

— Это платье. Его привез господин де Шале.

— На черта мне платье?

— Он сказал, что старое у вас испорчено. Вот же! У вас и правда, зашито под грудью, госпожа.

Женька усмехнулась и дагой, отвоеванной у де Жуа, разрезала золотую ленту. В коробке действительно находилось зеленоватых тонов бархатное платье, но это было не все. На нем лежала запечатанная бумага. «Неужели?» Фехтовальщица схватила пакет и той же дагой надсекла край. Она не ошиблась — это был тот самый патент на ведение дела, который она просила у фаворита короля. Туда надо было вписать только наименование дела и фамилию. Женька радостно вскрикнула и под изумленные взгляды Шарлотты и Жикарда с ликованием запрыгала по комнате.

— Зови отца! — велела она и, когда обеспокоенный Бушьер к ней поднялся, предложила купить у нее патент.

— Но у меня уже есть патент, госпожа де Бежар.

— Так это не вам, это для Шарлотты.