Феноменология зла и метафизика свободы

Исповедь – не исподнее, которым трясут перед изумленными зрителями. Исповедь и не преисподня души, выворачиваемая наизнанку. И тем более – не отмывание совести. Совесть на то и совесть, чтобы не быть чистой. Чистая совесть – нонсенс вроде круглого квадрата или деревянного железа. «Моя совесть чиста» – значит «меня здесь нет», это уход от не-алиби-в-бытии, от изначальной и абсолютной ответственности, человекобожеское присвоение себе права судить и утверждать, что ты «чист». Не дано человеку права судить о чистоте его совести.

Судить – удел других. Только другим дано «оплотнить» смысловое и ценностное своеобразие личности. Так же как физическая целостность человека оформляется (оплотняется) в лоне другого – материнского организма, формируется им, так и смысловая целостность личности оформляется в контексте отношения к ней других, формируется ими.

Поэтому собственно исповедь – безоценочна, открыта для оценки, ответа, «оплотнения». В этом смысл ее интимной откровенности, а не в самодостаточной самозванной демонстративности – эксгибиционистичности.

Послушание через непослушание

Согласно П. А. Флоренскому, «саму совесть надо поверять и исправлять по безусловному образцу. Но… святыня личности – именно в живой свободе ее, в пребывании вне всякой схемы. Личность может и должна исправлять себя, но не по внешней для нее, хотя бы и наисовременнейшей норме, а только по самой себе, но в своем идеальном виде. Примером для личности может быть она сама и только сама… Единственность каждой личности, ее абсолютная незаменимость ничем другим – она требует, чтобы сама личность была примером для себя, но чтобы быть себе примером, надо уже достигнуть идеального состояния. Чтобы стать святым, надо быть святым: надо поднять себя за волосы. Это возможно во Христе, во плоти своей показывающем каждому Божию идею в нем, то есть это возможно лишь через опыт, через личное общение, через непрестанное вглядывание в лик Христов, через отыскивание в Сыне Человеческом подлинного себя, подлинной своей человечности»[177].

Самосовершенствование возможно только путем отыскивания себя в идеале, в Абсолюте, в Боге как Боге живом во мне самом, и исправления себя по себе в Боге. Любой другой в качестве образца – герой, мудрец, святой – идеал только самого себя, и то не вполне. Но я-то живу своей жизнью и иду своим путем. Должен быть идеал всех – образ и образец каждого. Человеческое не-алиби-в-бытии и бытие-под-взглядом коренится не в публичности – взгляде всех других, но в абсолютном взгляде абсолютной общей совести.

«Только Бог до конца свободен, и человек обретает свободу, когда творит волю Божию. Но чтобы творить волю Божию, надо отказаться от своей воли»[178]. Иначе говоря, самоограничение и самоотдача предполагают наличие того, что надо ограничить и отдать. Смирение и послушание предполагают предварительное и осознанное своеволие. Сомнение – необходимое условие самосознания. Дух противоречия и сатанизма (от древнееврейского «сатан» – несогласный) пронизывает всю библейскую «философию поступка». Непослушание перволюдей, сомнения Авраама, непослушание Давида, богоборчество Иакова, сомнения Иова, блудницы и мытари Нового Завета, жизненный путь св. ап. Павла – примеры сознательного выбора праведного пути, послушания через непослушание. Свободное послушание – то, что отличает свободного человека от абсолютного послушания нечеловека или недочеловека-раба, то, что делает человека человеком.

«Наукой из наук», «искусством из искусств» называли святые отцы путь смирения и послушания, владения собой, работу устроения души, «сотворения воли Божией внутри сердца», как говорил святой Исихий Иерусалимский. Самоограничение, «перегиб» в его сторону – истинный путь самоутверждения, путь святости и свободы. Более того – это путь любого конструктивного самоутверждения – вплоть до предпринимательского. Достаточно напомнить советы Дейла Карнеги. Никто тебе ничего не должен, но ты должен всем – правило свободного человека, желающего владеть собой, утвердить себя достойно среди других, сохранить гармонию души, а возможно – и спасти ее.

Свобода как божественное самоограничение

Идея самоопределения как установления себе предела метафизична. Она непосредственно связана с онтологией свободы. Это особенно ясно видно на примере несомненного с рационалистической точки теософского противоречия между человеческой свободой и всемогуществом Божиим. Если Бог всемогущ (и добавим – всеведущ), то свобода невозможна – в мире царит Предопределение. Если же свобода несомненна, то под вопрос ставится всемогущество и всеведение Бога. Нечто вроде соотношения всесокрушающего ядра и несокрушимого столпа – существование одного отрицает возможность другого. Недаром все рационалистические попытки разрешить это противоречие приводят к экстремистским итогам: либо к полному унижению человека (М. Лютер), либо к отрицанию всемогущества Бога (Д. С. Милль), либо самого Его бытия (Н. Гартман).