Философия настоящего

Здесь надо рассмотреть два вопроса. Первый — относительно поздняя абстракция физического объекта от социального объекта и необходимость принятия организмом установки другого для того, чтобы он стал объектом для самого себя. Второй — структура пространства в нашем опыте. Это находит выражение в картезианских координатах и в сохранении идентичной структуры, куда бы ни помещалась точка отсчета системы. Это первый пункт в ньютоновской относительности. В нашем перцептуальном пространстве индивид находит центр системы в самом себе, а координатные оси тянутся вверх и вниз, направо и налево, вперед и назад от него. Они органически заданы в его двусторонней симметрии и в сохранении им вертикального положения в противовес отдаленному объекту, находящемуся на линии зрения. Я хотел бы подчеркнуть, что перцептуальное пространство заключает в себе больше, чем эту ориентацию. Искажения отдаленного визуального пространства в очень значительной степени корректируются в восприятии. Мы видим вещи в параметрах и структуре манипуляторной области. Иначе говоря, мы распространяем на них пространство области манипулирования. И это явно может быть осуществлено в непосредственном опыте лишь тогда, когда в перцепции есть механизм принятия установки отдаленного объекта. Именно вид отдаленной физической вещи стимулирует организм принять свою установку сопротивления; в этом самая суть видения твердой вещи. Видение физической вещи где-либо в нашей области восприятия локализует нас там наравне с тем, где мы находимся, — и, по сути, благодаря тому, что локализует нас там, где мы находимся. Помимо и сверх тенденции двигаться к отдаленному объекту или от него, непосредственное размещение в перцептуальном пространстве предполагает наличие вещи в определенной точке, а наличие вещи по ту сторону стимуляции к приближению или удалению предполагает характер действия вещи в этой точке — ее активное сопротивление, заимствованное, как я уже сказал, из реакций организма.

III. Научные объекты и опыт

Процесс познания для ученого идет по иному маршруту, нежели для эпистемолога. Ученый отталкивается от бесспорного материального мира и от бесспорных объектов, предстающих в проблеме, которой посвящено его исследование; от них он переходит путем умозаключения к формулировке своей гипотезы и последствий, ею предполагаемых, а затем к наблюдению и эксперименту, с помощью которых его гипотеза проверяется. Хотя он критикует свои перцептуальные опыты и показывает ошибки и иллюзии восприятия, его критика всегда основывается на наличных объектах; и его критика не обесценивает их, поскольку он должен обращаться к ним как к мерилам ошибок, которые он обнаруживает. В процессе продумывания гипотезы его идеи символизируют связи в наличном мире, и он осторожно пытается отыскать среди них взаимосвязи, которые преодолеют конфликты между объектами и их значениями или между разными значениями вещей. В заключение он дедуцирует результаты, вытекающие из его гипотетической реконструкции, и путем наблюдения и эксперимента в несомненном мире находит — или не находит — подтверждения, которого ищет. Он когнитивно переходит от принятого перцептуального мира через исключительные случаи и конфликтующие значения к тому же самому миру после реконструкции его значений. Сам этот мир он никогда не ставит под вопрос.

Эпистемолог, в свою очередь, отталкивается от того факта, что все перцептуальные опыты зависят от связи мира с организмом, и использует такие опыты, как иллюзии и ошибки восприятия, для того чтобы разместить перцепты в сознании, совершенно отдельном от мира объектов, к которому эти перцепты отсылают. Эта позиция была значительно упрочена учением науки Возрождения о том, что вторичные качества не могут принадлежать физическому миру, которым занимается физическая наука. Познание, как его понимает эпистемолог, пытается перейти от этих состояний сознания, в том числе всего перцептуального опыта, к онтологически отдельному миру, к которому эти состояния сознания, видимо, реферируют. Таким образом, он приходит к выводу, что когнитивная референция присоединяется ко всему перцептуальному опыту. Существование мира, к которому отсылают такие состояния сознания, становится проблемой эпистемолога.

Важно поместить научный объект в его связь с перцептуальным миром, который, как мы видели, предполагается как проблемой ученого, так и его экспериментальными данными. Этот объект есть абстракция от объекта в опыте, которая поддается точному измерению. Кроме того, он физическая вещь, т. е. занимает протяженный объем, который можно вовлечь в радиус манипуляторного опыта. Даже когда мы, следуя идее Бройля, устанавливаем материю в терминах волнового движения, мы должны для измерения волн возвращаться к определимой части пространства, находящейся в пределах нашей области мыслимой манипуляции. Эфир, пока наука его удерживала, можно было мыслить как вещество, занимающее это пространство, и ему могли приписываться упругость и жесткость.