Философия настоящего

Итак, мы перевернули фундаментальный порядок нашего поведения и сделали «что есть вещь» дистанционным опытом вместо контактного опыта. Резон для такого переключения очевиден. Объект в манипуляторной области принадлежит перспективе индивида и — поскольку эта манипуляторная область может быть определена через измерения, общие для всех членов сообщества, к которому он принадлежит, — пространству и времени того согласованного множества, членом которого является его организм как физическая вещь. Только поместив себя в отдаленное согласованное множество, мы можем осознать, что искажения, претерпеваемые объектами этого множества, — те же самые, что и те, которые претерпевает наше множество, когда видится с этой точки зрения. Поскольку нет абсолютного пространства, к которому эти различающиеся точки зрения можно было бы отнести так, как могут быть отнесены к общей манипуляторной области зрительные перспективы, то не может быть манипуляторной области, к которой можно было бы отнести эти перспективы, или рамки соотнесения. Измерительная рейка и часы, дающие местное время, принадлежат к манипуляторной области, и количества, ими измеряемые, будут варьировать от одного множества к другому. Нет никакой общей измерительной рейки, никаких общих часов, которые все смогли бы принять. Разные наблюдатели могут лишь использовать общие формулы преобразования, посредством которых измерения, сделанные в одном множестве, могут быть переведены в измерения другого. Следовательно, мы остаемся с языком дистанционных световых сигналов, которые могут не относиться ни к одному объекту, общему для опыта всех. Правда, путем применения этих формул мы можем выделить константную ценность для интервала между совпадениями событий в пространстве-времени Минковского, и эту константную ценность можно рассматривать как общую реальность, к которой в конечном счете отсылают все измерения, сделанные с точек зрения разных перспектив. Это пространство-время, однако, абстрагируется от каждого свойства (character) в дистанционном опыте, значение которого заключено в его референции к общему физическому объекту. В дистанционном опыте оставляются только те свойства, которые соотносятся с единой формой калькуляции, общей для всех разных перспектив. Именно эта абстракция и делает возможной ассимиляцию времени в пространство в качестве четвертого измерения. Для этих вычислений то, что является временным отрезком в одной перспективе, будет пространственным отрезком в другой. Было бы, однако, ошибкой полагать, что мы перешли таким образом в область коммуникации, в которой наши символы потеряли всю свою значимость, за исключением отсылки к общему референту. На самом деле мы все еще остаемся в визуальном мире с конечным значением скорости света; только физическая вещь, к которой отсылает этот визуальный опыт, устанавливается в терминах расчетного значения, общего для бесконечного числа разных визуальных перспектив.

Схожую критику можно высказать и в адрес воззрения, полагающего, что природу физической вещи конституирует энергия. Ведь наличный перцептуальный мир должен быть системой вещей, а энергия есть мера изменений, вызываемых в этой системе, когда на нее воздействует извне какая-то сила. Между тем эксперименты и математическая формулировка, в которую облекла результаты этих экспериментов термодинамика, позволили сделать вывод, что такое измерение раскрывает лишь потенциальную энергию в системе. Насколько широкие мы имеем основания для расширения генерализации сохранения энергии, стало предметом споров, хотя, как указал Пуанкаре, мы всегда можем исходить из потенциальной энергии, чтобы оставить доктрину в неприкосновенности. Но когда мы делаем эту энергию природой вещей, мы с необходимостью выходим из перцептуального мира так же, как при замене пространства и времени пространством-временем.

Энергия, как и пространство-время, — преобразовательная ценность. Мы отбираем процесс в манипуляторной области — количество сделанной работы — как меру энергии; но то, что измеряется, не устанавливается как функция массы тела; напротив, сама масса устанавливается в терминах энергии. Таким образом, когда мы сводим физические вещи либо к пространству-времени, либо к энергии, мы в обоих случаях используем процесс измерения в перцептуальной, манипуляторной области для того, чтобы дать природу физической вещи, в то время как природа, приписанная таким образом физической вещи, не принадлежит к области измерения. В одном случае вместо вещи мы устанавливаем событие, локализованное в пространстве-времени, лежащем вне опыта; в другом мы обращаемся, как в воззрении Оствальда, к метафизическому полю, столь же далекому от опыта.