Философия настоящего

Сведение массы к электромагнетизму дало бы нам еще одну иллюстрацию, ведь электромагнетизм и свет возвращаются таким образом к одному и тому же процессу, а именно тому, который связывает организм с отдаленными объектами. Если бы массу можно было установить в терминах электромагнетизма, то мы заменили бы манипуляторную ценность объекта его дистанционной ценностью. То, что она должна быть так установлена, предполагает, однако, что мы используем волновую, а не корпускулярную формулировку электромагнетизма и что у нас нет побуждения ввести корпускулярное понятие «фотон» в теорию света.

Это подводит нас к программе профессора Бриджмена, в которой все наши физические понятия жестко сводятся к операциям, применяемым нами в измерениях[17]

. Суть его предложения, видимо, в том, чтобы попытаться вернуть объект в манипуляторную область, но не истолковывать физическую вещь как объем движущейся массы, а переопределить физическую вещь манипуляторной области в терминах ее использования в научном измерении. Простая Ньютонова доктрина интерпретировала свет и тепло Солнца как свидетельство молекул массивных элементов, находящихся в интенсивном движении; но теперь эти элементы стали частицами электричества, которые можно определить всецело в терминах электромагнетизма, а это означает, что мы можем определить их только через математические формулировки, константами в которых являются определенные показания приборов. Эти математические формулировки фиксируют, насколько возможно точно, условия, при которых мы можем получить эти показания приборов. Так мы получаем картину не движений манипуляторных вещей, которые в сфере наших наблюдений являются условиями наших дистанционных опытов, а идеальных условий управления манипуляторными ситуациями, в которых эти дистанционные опыты могут быть воспроизведены. Если представить солнце состоящим из электронов и протонов, то мы можем представить в воображаемой манипуляторной области движения этих частиц, с их расстояниями друг от друга и их скоростями. Мы можем представить электрон и протон оказывающими друг на друга давление и удерживаемыми врозь центробежной силой той невероятной скорости, с которой электрон вращается вокруг протона. Но если мы пойдем дальше и изобразим электрон и протон сдавленными вместе в центре солнца и высвобождающими, тем самым, в форме излучения электромагнитную энергию, в том числе энергию массы, являющейся «что это» этих электрических частиц, то мы преобразуем наполнение, или манипуляторное содержание вещи в дистанционный опыт. Неуничтожимость Ньютоновой массы отражала нашу фундаментальную установку, что то, чем мы овладеваем, есть перманентная реальность того, что мы видим, слышим и иным образом ощущаем на расстоянии. Если эта перманентная реальность растворяется в излучении, и оно приходит к нам, скажем, в виде тепла и света или в форме космических лучей, то это уже не дистанционное переживание чего бы то ни было. То же касается и силовых полей. Можно сказать, что они события, но нет вещей, с которыми эти события происходят в том месте, где они находятся.

Я не призываю гоняться за удовольствиями того, что Уайтхед назвал материализмом ньютоновского периода. Это воззрение было заражено той бифуркацией, на которую сетовал Уайтхед, и скрывало в себе целое гнездо эпистемологических проблем, которое скрупулезно развернул перед нами Лавджой[18]. Я лишь настаиваю на том, что какой бы мы ни приняли взгляд на важные изменения, принесенные наукой с тех пор, как в ее исследованиях и доктрине восторжествовал электромагнетизм, мы не можем уйти от перцептуальных открытий, которые всякая наука принимает в качестве своего основополагающего критерия реальности. Обращение науки к своим перцептуальным открытиям как к своему критерию явно означает больше, чем просто подтверждение дистанционного опыта контактным опытом; тут обращение происходит скорее к перцептуальному проявлению событий, предсказанных на основе гипотезы, с целью подтверждения этой гипотезы. Важность перцептуально реальной вещи манипуляторной области проявляет себя тогда, когда объект этого рода может быть идентифицирован при наблюдении и эксперименте в исключительном случае; возьмем для примера излучение абсолютно черных тел, где реальность объекта как перцептуальной вещи должна быть принята до всякой его интерпретации, которую может дать позднейшая гипотеза. Здесь мы доходим до чего-то такого, что сохраняется в качестве объекта, который может быть осязательно воспринят таким же, каким видится. Кроме того, очевидно, что надежность измерений — показаний приборов — должна удостоверяться в том же самом перцептуальном поле. Даже если мы не можем ни расширить пространство и время этой области в Евклидово пространство Ньютоновой доктрины, ни подразделить ее перцептуальные вещи на Ньютоновы частицы массы, мы все же каким-то образом связываем полагаемую реальность мира, выходящего за границы нашего перцептуального опыта, с решающей реальностью открытий ученого.