Читаем Философия настоящего полностью

Но покой и движение подразумевают друг друга не больше, чем объективность и субъективность. Есть перспективы, которые перестают быть объективными, — например, Птолемеев порядок, поскольку он не отбирает согласованные множества с правильными динамическими осями, — и есть перспективы зазеркалья и алкоголического мозга. Что произошло во всех этих случаях, от наиболее универсального до наиболее конкретного, так это то, что отвергнутая перспектива не согласуется с той общей перспективой, занимающим которую оказывается индивид как член сообщества умов, конститутивного для его Я.

Это не случай капитуляции перед голосом большинства, а развитие иного Я
через взаимодействие с другими и, следовательно, с самим собой.

Думаю, что этот процесс, в котором перспектива перестает быть объективной и становится, если угодно, субъективной и в котором возникают новые общие разумы и новые общие перспективы, есть случай организации перспектив в природе, творческого развития природы. Это значит утверждать, что разум, как он предстает в механизме социального поведения, есть организация перспектив в природе и по крайней мере фаза творческого развития природы. Природа в ее связи с организмом и вместе с организмом есть непосредственно наличная перспектива. Разумное состояние организма есть установление одновременности между организмом и группой событий через приостановку действия под влиянием торможения, описанного выше. Эта приостановка действия означает наличие в организме тенденций действовать конфликтующими способами в завершении целостного акта. Установка организма вызывает или имеет тенденцию вызывать реакции в других организмах, и те же реакции, в случае человеческого жеста, организм вызывает в самом себе, тем самым возбуждая себя к реагированию на эти реакции. Именно отождествление этих реакций с отдаленными стимулами устанавливает одновременность, и оно же дает внутренности (insides) отдаленным стимулам и Я

организму. Без такого установления одновременности эти стимулы отдалены в пространстве и во времени от организма, и их реальность кроется в будущем перехода. Установление одновременности обращает эту будущую реальность в возможное настоящее, ведь все наши настоящие, находящиеся за пределами манипуляторной области, — лишь возможности с точки зрения перцептуальной реальности.

Мы действуем в направлении будущей реализации акта так, как если бы она была в настоящем, поскольку организм принимает роль другого. В перцептуальном неодушевленном объекте живучее органическое содержание — это сопротивление, которое организм осязаемо чувствует и оказывает в области манипулирования. Действительная пространственно-временная структура протекающих событий с теми качествами, которые соответствуют восприимчивостям организма, присутствует в природе, но они отдалены от организма в пространстве и времени. Реальность дожидается успешного завершения акта. Реальность настоящего — это возможность. Это то, что было бы, если бы мы были там, а не здесь. Благодаря социальному механизму значимых символов организм помещает себя там

в качестве возможности, и она приобретает все большую вероятность по мере того, как организм встраивается в эту пространственно-временную структуру и в требования целостного сложного акта, частью которого является его поведение. Но эта возможность присутствует в природе, поскольку образуется из действительных структур событий и их содержаний, а также возможных реализаций актов в форме наладок и переналадок заключенных здесь процессов. Когда мы видим их как возможности, мы называем их мысленными или рабочими гипотезами.

Я утверждаю, что единственным случаем прегензии в опыте, который мы имеем, является вот это самое удержание вместе будущего и прошлого как возможностей — ибо все прошлые так же сущностно подвержены пересмотру, как и будущие, и, следовательно, являются лишь возможностями; а устойчивым общим содержанием является содержание, общее для организма и среды в этой перспективе. В организме это идентифицируется с удаленными в пространстве и во времени стимулами как возможно реальным настоящим, прошлым и будущим. Единство заключено в акте, или процессе; схватывание есть осуществление этого единства, когда процесс был сдержан посредством конфликтующих тенденций; а условия и результаты этих тенденций рассматриваются как возможности в мнимом настоящем.

Перейти на страницу:

Все книги серии Социальная теория

В поисках четвертого Рима. Российские дебаты о переносе столицы
В поисках четвертого Рима. Российские дебаты о переносе столицы

В книге анализируется и обобщается опыт публичной дискуссии о переносе столицы России в контексте теории национального строительства и предлагается концепция столиц как катализаторов этих процессов. Автор рассматривает современную конфронтацию идей по поводу новой столицы страны, различные концепции которой, по его мнению, вытекают из разных представлений и видений идентичности России. Он подробно анализирует аргументы pro и contra и их нормативные предпосылки, типологию предлагаемых столиц, привлекая материал из географии, урбанистики, пространственной экономики, исследований семиотики и символизма городских пространств и других дисциплин, и обращается к опыту переносов столиц в других странах. В центре его внимания не столько обоснованность конкретных географических кандидатур, сколько различные политические и геополитические программы, в которые вписаны эти предложения. Автор также обращается к различным концепциям столицы и ее переноса в российской интеллектуальной истории, проводит сравнительный анализ Москвы с важнейшими современными столицами и столицами стран БРИК, исследует особенности формирования и аномалии российской урбанистической иерархии.Книга адресована географам, историкам, урбанистам, а также всем, кто интересуется современной политической ситуацией в России.

Вадим Россман

Политика
Грамматика порядка
Грамматика порядка

Книга социолога Александра Бикбова – это результат многолетнего изучения автором российского и советского общества, а также фундаментальное введение в историческую социологию понятий. Анализ масштабных социальных изменений соединяется здесь с детальным исследованием связей между понятиями из публичного словаря разных периодов. Автор проясняет устройство российского общества последних 20 лет, социальные взаимодействия и борьбу, которые разворачиваются вокруг понятий «средний класс», «демократия», «российская наука», «русская нация». Читатель также получает возможность ознакомиться с революционным научным подходом к изучению советского периода, воссоздающим неочевидные обстоятельства социальной и политической истории понятий «научно-технический прогресс», «всесторонне развитая личность», «социалистический гуманизм», «социальная проблема». Редкое в российских исследованиях внимание уделено роли академической экспертизы в придании смысла политическому режиму.Исследование охватывает время от эпохи общественного подъема последней трети XIX в. до митингов протеста, начавшихся в 2011 г. Раскрытие сходств и различий в российской и европейской (прежде всего французской) социальной истории придает исследованию особую иллюстративность и глубину. Книгу отличают теоретическая новизна, нетривиальные исследовательские приемы, ясность изложения и блестящая систематизация автором обширного фактического материала. Она встретит несомненный интерес у социологов и историков России и СССР, социальных лингвистов, философов, студентов и аспирантов, изучающих российское общество, а также у широкого круга образованных и критически мыслящих читателей.

Александр Тахирович Бикбов

Обществознание, социология
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

Антипсихиатрия – детище бунтарской эпохи 1960-х годов. Сформировавшись на пересечении психиатрии и философии, психологии и психоанализа, критической социальной теории и теории культуры, это движение выступало против принуждения и порабощения человека обществом, против тотальной власти и общественных институтов, боролось за подлинное существование и освобождение. Антипсихиатры выдвигали радикальные лозунги – «Душевная болезнь – миф», «Безумец – подлинный революционер» – и развивали революционную деятельность. Под девизом «Свобода исцеляет!» они разрушали стены психиатрических больниц, организовывали терапевтические коммуны и антиуниверситеты.Что представляла собой эта радикальная волна, какие проблемы она поставила и какие итоги имела – на все эти вопросы и пытается ответить настоящая книга. Она для тех, кто интересуется историей психиатрии и историей культуры, социально-критическими течениями и контркультурными проектами, для специалистов в области биоэтики, истории, методологии, эпистемологии науки, социологии девиаций и философской антропологии.

Ольга А. Власова , Ольга Александровна Власова

Медицина / Обществознание, социология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше

Сталкиваясь с бесконечным потоком новостей о войнах, преступности и терроризме, нетрудно поверить, что мы живем в самый страшный период в истории человечества.Но Стивен Пинкер показывает в своей удивительной и захватывающей книге, что на самом деле все обстоит ровно наоборот: на протяжении тысячелетий насилие сокращается, и мы, по всей вероятности, живем в самое мирное время за всю историю существования нашего вида.В прошлом войны, рабство, детоубийство, жестокое обращение с детьми, убийства, погромы, калечащие наказания, кровопролитные столкновения и проявления геноцида были обычным делом. Но в нашей с вами действительности Пинкер показывает (в том числе с помощью сотни с лишним графиков и карт), что все эти виды насилия значительно сократились и повсеместно все больше осуждаются обществом. Как это произошло?В этой революционной работе Пинкер исследует глубины человеческой природы и, сочетая историю с психологией, рисует удивительную картину мира, который все чаще отказывается от насилия. Автор помогает понять наши запутанные мотивы — внутренних демонов, которые склоняют нас к насилию, и добрых ангелов, указывающих противоположный путь, — а также проследить, как изменение условий жизни помогло нашим добрым ангелам взять верх.Развенчивая фаталистические мифы о том, что насилие — неотъемлемое свойство человеческой цивилизации, а время, в которое мы живем, проклято, эта смелая и задевающая за живое книга несомненно вызовет горячие споры и в кабинетах политиков и ученых, и в домах обычных читателей, поскольку она ставит под сомнение и изменяет наши взгляды на общество.

Стивен Пинкер

Обществознание, социология / Зарубежная публицистика / Документальное