Ну ничего себе. Значит, все было на самом деле. Я провела по снимку кончиком пальца. Для меня это случилось всего несколько часов назад. Но вот она моя мама, школьница. Я вгляделась в саму себя. Лица почти не разглядеть. Только выгнутая бровь, фрагмент глаза с блестящими тенями. Я разглядывала собственное лицо в зеркале, чтобы убедиться, что не очень похожа на девчонку с фотографии, и тут завибрировал телефон.
Я посмотрела на экран и увидела сообщение от мамы в семейном чате:
Она очнулась! Приезжайте как сможете.
Несколько секунд я вглядывалась в текст, пытаясь его осмыслить. А потом, когда до меня наконец дошло, внутри будто разжался кулак – с того дня, когда хальмони увезли в больницу, все внутренности были стиснуты и сжаты. Даже путешествуя во времени и участвуя в безумии последней недели, я все время носила в себе этот ужас.
Дрожа от волнения, я схватила куртку и пауэрбанк, надела туфли и вылетела из дома через кухонную дверь. На полпути до гаража вспомнила, что машина не заводится.
Тогда я понеслась по улице к ближайшей автобусной остановке – раньше мне такое бы и в голову не пришло. И только прыгнув в автобус, который шел до больницы, я сообразила, что мама использовала в сообщении восклицательный знак.
Рядом с палатой хальмони меня встретила непонятная суета, и я тут же занервничала. С ней же все в порядке? Может, после того как мама отправила сообщение, что-то успело произойти?
Но через миг в двери показалось мамино лицо с широкой улыбкой – она пожимала врачу руку и многословно его благодарила. Я выдохнула от облегчения.
И тут мама меня увидела.
Я боялась этого момента – по массе причин. Главная из которых – что она узнает во мне Сэм из прошлого.
Волосы у нее еще не просохли после того скандала под дождем. Солнечные очки она подняла на лоб. Бежевая шелковая блузка как-то сумела остаться безупречной, она была заправлена в темные джинсы с высокой талией.
Все мои переживания затмила вспышка счастья. Это моя мама. Я действительно вернулась домой.
– Саманта? – Вид у нее был удивленный. – Тебе разрешили уйти из школы?
Я попыталась сдержать все свои бурные чувства.
– Если честно, я туда вообще не пошла. Не успела – получила твое сообщение. Мне очень хотелось увидеть хальмони.
На секунду мне показалось – она сейчас рассердится, что я прогуливаю школу, но мама только кивнула. Собственно, судя по виду, она чувствовала то же, что и я, – огромное облегчение, как будто с души у нее свалился булыжник размером с небоскреб.
– Врачи и медсестры как раз закончили ее осматривать. Давай зайдем.
Голова у меня закружилась, когда я увидела хальмони в больничной кровати, все еще опутанную проводами, но в сознании. Она даже слегка приподнялась на подушках, глаза ясные, и, когда я вошла, хальмони сфокусировала на мне взгляд.
– Сэмми. – Она улыбнулась, слабая, но явно довольная.
Я разрыдалась, заревела как маленькая.
– Ух! Да я жива, чего ты плачешь? – пожурила меня хальмони.
В ответ я засмеялась, продолжая реветь. Столько всяких чувств. Облегчение, счастье, а с ними полное изнеможение после всех событий последней недели.
Я почувствовала, как чья-то рука слегка сжала мне плечо.
– Подойди поздоровайся, – сказала мама.
Я удивленно подняла на нее мокрые глаза. Может, мне это только привиделось, но в этой новой маме было что-то до странности знакомое. Другое, но знакомое. И тут до меня дошло. Она напоминала мне Присциллу.
Впрочем, думать об этом мне было некогда. Я шагнула к постели хальмони, потянулась к ее руке. Она крепко сжала мою ладонь.
– Привет, хальмони.
– Привет, Сэмми. – Глаза ее светились. – Уж ты прости свою хальмони за то, что она заставила тебя волноваться.
– Я еще подумаю, – ответила я, смеясь. – Понятное дело, ты одна во всем этом виновата.
– Да, виновата, – подтвердила она, но уже серьезно. – Я ничего тебе не говорила про свое сердце.
Меня будто ударили – глубинный смысл этих слов заставил меня пошатнуться. Я ведь успела узнать другую хальмони – вдову и мать, с трудом сводящую концы с концами, и это заставило меня по-новому оценить мою любимую бабушку: ее чувство юмора, довольство жизнью, а главное, я новыми глазами увидела то, что есть у меня, – то, чего смогла достичь моя мама, потому что бабушка дала ей такую возможность. Я увидела все слои нашей сложной истории.
Я наклонилась и бережно ее обняла, зная, как она еще слаба.
– Я тебя прощаю.
Тут она бросила на меня лукавый взгляд:
– Гм. А долго я провалялась в коме?
– Всего день.
– Да неужели? Занятно, – пробормотала бабуля, взгляд ее блуждал по моему лицу. – Я, Сэмми, кажется, видела тебя во сне. Ты как будто все это время была рядом.
Я вспомнила, какой видела ее в последний раз: выражение ее лица, перед тем как захлопнулись двери лифта. Мне тогда показалось, что она, вопреки всем законам логики, меня узнала. Видимо, моя связь с хальмони была так крепка, что проникла даже в прошлое. Какое-то волшебство, я никогда этого не пойму.
Тут пришла медсестра, постучала в дверь.