Флешбэк мечты

– Здравствуйте. Миссис Джо нужно отдохнуть. Ей многое пришлось пережить. Можете прийти к ней снова через несколько часов.

Мама нахмурилась, а я приготовилась к тому, что она начнет отчитывать медсестру, но вместо этого мама посмотрела на хальмони:

– Ты не против, омма? Я могу посидеть в вестибюле, подождать.

Хальмони покачала головой:

– Ну что ты, не надо. Все хорошо. Поезжайте домой, возвращайтесь попозже. А я посплю.

Мама поколебалась, прежде чем взять сумочку со стула.

– Ладно. Только, как проснешься, позвони. Я тебе поесть привезу. Еда здесь ужасная.

Ага, вот она мама, которую я знаю.

Но тут она бросила взгляд на медсестру:

– Простите.

Та пожала плечами:

– Совершенно с вами согласна.

А потом мама сделала то, что страшно меня удивило. Нагнулась, поцеловала хальмони в лоб.

– Мы скоро вернемся.

Я вытаращилась на них, испугавшись, что у бабушки случится второй инфаркт. Но она просто кивнула, как будто мамина ласка была самым обычным делом. В груди у меня что-то распустилось. А может…

Мы с мамой зашагали по коридору к лифтам, вокруг стоял обычный больничный гул. В прошлый мой визит это был надрывный звук из фильма ужасов. А теперь я испытывала бескрайнюю благодарность к приборам и к людям, которые помогли хальмони выкарабкаться.

Телефоны у нас постоянно вибрировали – приходили сообщения от папы и Джулиана. Джулиан прислал целую пачку поздравительных эмодзи, а папа сказал, что в обед приедет в больницу. Я улыбнулась, осознав, как скучала по родным.

Мы стояли, дожидаясь лифта, я искоса взглянула на маму. Для меня после нашей ссоры прошла неделя, для нее – всего ничего.

– Мам?

Она взглянула на меня – глаза усталые, но полные облегчения.

– Да?

– Я хотела с тобой поговорить. Про… нашу ссору.

Лицо ее стало непроницаемым. И тут я вдруг остро ощутила утрату – насколько более прозрачной она была в прошлом. Вспомнила, какой видела ее в последний раз. Мы обе были искренними, уязвимыми, обеим было жаль расставаться. Где же теперь та девочка? Я пискнула:

– Прости за то, что я тебе наговорила.

По-прежнему ничего.

Мне трудно было на нее смотреть, я потупилась. Таращилась на толстые шнурки на фоне черной кожи ботинок, прослеживала взглядом их извивы.

– Просто мне было очень больно и страшно из-за хальмони и я решила выместить все на тебе. Знаю, это меня не оправдывает. Я не должна была кричать и говорить, что я тебя ненавижу.

Я посмотрела на нее. Она не тронулась с места.

– Потому что это неправда. – Голос стал глухим от слез. – Просто иногда мне… иногда мне кажется, что между нами какая-то ужасная преграда, из-за которой мы плохо понимаем слова друг друга. И она делается все толще, так что теперь ее уже и не сдвинешь.

На рубашку закапали слезы. Так, ну вот, все по новой.

Какое-то движение заставило меня поднять глаза. Мама повернулась ко мне, протянула руку, отвела волосы с моих глаз.

– Саманта, я знаю, что про ненависть ко мне ты сказала неправду. Как и сама я когда-то говорила неправду, когда кричала то же самое своей маме.

Я вытерла глаза.

– Правда?

– Да.

Я ждала продолжения – может, она извинится за то, чего мне наговорила. Но этого не последовало.

Укол разочарования оказался болезненным. Мама не изменилась. Не сумела я поменять наши с ней отношения. Может… может, по ходу этого путешествия в прошлое измениться должна была я, а не она. Я и изменилась. Потому что, хотя мама поступала и не вполне так, как мне хотелось бы, услышав ее ответ, я не рассердилась и не расстроилась.

Просто теперь я понимала, почему она такая, почему держит все чувства под замком. А раньше я не знала, что стальная выдержка, от которой веяло таким холодом, в прошлом была ее средством выживания. Позволяла не развалиться на куски под грузом того, о чем для нее мечтала семья. Не то чтобы я сразу забыла все свои обиды, однако мне стало легче. Действительно, ведь не я центр всего. В этой жизни моя мама – не только моя мама.

– Хорошо, спасибо, что выслушала. – Я вдохнула побольше воздуха. – И еще: ты не могла бы довезти меня до школы?

– Конечно. – Тут двери лифта открылись. Я посмотрела на маму, шагнула внутрь. И никаких нотаций по поводу моей сломанной машины?

Мама спросила:

– А сюда ты как добралась?

– На автобусе.

– На автобусе? – В голосе прозвенело недоверие.

Я рассмеялась:

– Да, на автобусе. Люблю автобус.

Она вытаращилась на меня.

– Что? Кто может любить автобус? Да господи боже ж мой. Как ты иногда мне ее напоминаешь.

Я замерла.

– Кого?

– Да знаешь ты, о ком я, – пробормотала мама, заходя в лифт. – Твою тезку.

Двери закрылись, мама нажала кнопку первого этажа, но я не могла так этого оставить. Подумала про баночку с именем «Саманта» у Присциллы в спальне.

– Меня назвали в честь куклы?

– Куклы? – Маму это, похоже, задело. – Придумаешь тоже. В честь моей подруги. Я миллион раз тебе про нее рассказывала.

Я сглотнула. Фотография наверху. Мама меня помнит. Частичку нашей дружбы она принесла сюда, в будущее. Я ничего не придумала. Это открытие так меня поразило, что я молчала, пока мы ехали вниз.

– А что с ней потом стало? – спросила я, обретя наконец дар речи.