– Если честно, я, в общем-то, тоже что-то такое чувствовал. Просто… погоди, дело в твоей бабушке, она… – Он умолк, на лице отразилась тревога.
Я покачала головой:
– Нет, хальмони сегодня утром вышла из комы.
На его лице отразилось искреннее облегчение.
– Ну классно. Слава богу! Я ужасно за тебя рад. – Он сжал мою руку, притянул к себе, чтобы обнять.
Я улыбнулась ему в плечо:
– Спасибо, Карен. Спасибо, дружище.
Он застонал:
– Рановато ты начала звать меня «дружище».
Прозвенел первый звонок, он посмотрел мне в глаза:
– Ну, увидимся, Сэм.
Я попыталась улыбнуться, кисло-сладкий вкус заполнил горло.
– Да, давай.
Мы разошлись, я отправилась на урок английского. Все рассаживались, мистер Котт сидел за своим столом, щелкал мышью, снова став нормального возраста. Я тут же направилась к нему.
Он поднял глаза – волосы седоватые, все такое.
– Привет, Сэм. – И все же я сумела разглядеть в нем прежнего любимчика всех девчонок.
– Здрасьте. Простите, что еще не оформила это в письменном виде, но я придумала, о чем будет моя выпускная работа. Можно прямо сейчас вам скажу? – Я нервно сжимала руки.
Он откинулся на спинку стула.
– Давай.
– Я хочу сделать подкаст про свою семью. – Джейми как-то упомянул об этом между делом, и его слова, сказанные после нашей презентации, все крутились у меня в голове.
На лице у мистера Котта ничего не отразилось, но он показал мне рукой: продолжай.
– Я хочу рассказать о том, как моя бабушка приехала сюда из Кореи, про мамину жизнь в Америке – она тоже училась в этой школе. Присцилла Джо, вы ее помните?
– Присцилла Джо? Она не только приходит на все родительские собрания, но когда-то была моей ученицей, – с любопытством произнес мистер Котт. – Кто познакомился с Присциллой, тот ее уже не забудет.
Я кивнула.
– Правда? В общем, подкаст будет про то, как их опыт отразился на моей жизни. Ну, я хочу рассказать, что это такое, если в этой стране, которая считается землей обетованной, у тебя есть мечта. И чем эта мечта становится для тех, кому ты передаешь ее по наследству, – для твоих детей, которые пользуются твоим жизненным опытом. И чем заканчивается дело, когда времена борьбы за выживание уже далеко в прошлом. Что сохраняется и что теряется при переходе от поколения к поколению.
Слова наталкивались друг на друга, сами вырывались изо рта. Мысль еще до конца не оформилась, но чем дальше я говорила, тем она делалась реальнее, ощутимее. Говорила впервые, и у меня вдруг начались рвотные позывы, меня прошиб холодный пот. Неужели вот так чувствуют себя все люди, которым приходится делиться своими открытиями с миром? Жесть полная.
Я глубоко вздохнула:
– На самом деле, речь о том, что от прошлого никуда не денешься. Хорошо это или плохо.
Дожидаясь ответа мистера Котта, я постарела на тысячу лет. Он выпрямился на стуле.
– Что ж, Сэм. Чего-то такого я и ждал. Потрясающе. Я очень рад.
– Правда? – Тревога моя тут же улеглась. Я почувствовала себя невесомой – какое изумительное чувство! – Да? – Ничего оригинального мне в голову не пришло. Все слова я уже исчерпала.
Он усмехнулся:
– Безусловно. Думаешь, я стал бы тебя мучить, если бы не понимал, что тебе есть что сказать?
– Ну… ну, не знаю, – смутилась я. – Если честно, я сама не была уверена, что мне есть что сказать.
– Я очень рад, что ты начинаешь обретать голос, – ответил он с улыбкой. – Ну, иди на свое место. Сейчас урок начнется.
На свое место я буквально плыла по воздуху. Впервые в жизни мир распахнул передо мной бескрайние дали возможностей, которых я раньше не замечала. У меня наконец-то появилось пространство, в котором можно определиться с тем, кто я такая на самом деле, – без оглядки на семью, Карена, на всех. И чувства прекраснее я не испытывала еще никогда.
Меня просто захлестнуло чувство дежавю. Запах спортзала смешивался с запахом шампуней и бальзамов для волос. Рокотали басы. В воздухе так и витали возбуждение и оптимизм – ученики сбивались в кучки, осматривали наряды друг друга.
Второй мой школьный бал за неделю с небольшим.
Вэл в облегающем черном комбинезоне потянули меня за локоть:
– Пошли фотографироваться!
Мы решили, что в этом году никого не будем приглашать, потусуемся вдвоем – так оно все равно веселее. Последнюю неделю я вовсю занималась своей кампанией, по полной задействовала социальные сети – а еще я выступала за гендерно-нейтральный выбор победителей. Понятия не имела, что из этого получится. По большей части все, похоже, просто удивились: чего это я вдруг так захотела эту корону. В принципе, всерьез своей кампанией теперь, в отличие от 1995 года, не занимался никто.