– Но ты способна на большее, чем быть просто нормальной, Саманта. – Прическа ее превратилась в полный кошмар.
Я затрясла головой:
– Это какой-то бред, что все наши пререкания всегда только этим и заканчиваются. Даже когда речь о том, что… что… хальмони может умереть. А тебя даже это не прошибает!
– Ты считаешь меня слишком холодной. Но дело в том, что у меня сложные отношения с твоей бабушкой. Хальмони, которую ты знаешь… не тот человек, рядом с которым я выросла. Да, вы теперь с ней очень близки – поэтому так просто делать из меня бесчувственную мегеру.
– Да что она такое натворила, что ты до сих пор…
Мама посмотрела на меня в упор – через завесу дождя:
– До сих пор что?
– Такая бездушная тварь.
На миг лицо ее сморщилось, а у меня упало сердце – я тут же пожалела о своих словах. Но взять их обратно мне не хватило решимости. Извиниться, попытаться заново построить то, что рассыпалось долгие годы и сейчас наконец рухнуло, почти напрочь уничтожив наши былые отношения – отношения, в которых мама была всем моим миром, а я – ее, и в этом мире я могла по дрожанию воздуха почувствовать ее присутствие. В мире, где связь между нами была особенной, неприкосновенной.
Но тут выражение маминого лица снова стало обычным, и она сделала то, чего я бы себя никогда не заставила сделать: перегруппировалась, будто в голове у нее не осталось ничего сложного, ничего неприятного. Распахнула дверь машины со своей стороны.
– Сама придумаешь, как добраться до школы.
В теле у меня тряслась каждая косточка, они так и дребезжали под кожей.
– Я тебя ненавижу.
Эти слова, произнесенные срывающимся голосом, стали для нее ударом в грудь. Вот только мне они не принесли облегчения. Меня мутило.
Мама не ответила. Вместо этого села в машину и уехала, бросив меня на парковке супермаркета.
Я сглотнула, попыталась загнать слезы обратно в глазницы. С тех пор как я вчера увидела хальмони, я только и делала, что плакала. Сил не осталось.
Я стояла под навесом у входа в супермаркет, сурово приказывая себе не расклеиваться. Нужно придумать, как попасть в школу, поскольку собственная мать бросила меня нафиг. У Вэл нулевой урок, они за мной точно не приедут, папа уже отчалил на работу. Так что я написала сообщение Карену.
Привет, подбросишь до школы?
Через несколько секунд:
В Глендоре?! Туда типа минут сорок ехать. Да уж, когда Карену приходит в голову какая-нибудь фигня, он не успокоится, пока ее не осуществит, прямо маньяк какой-то. Еще одно сообщение:
Все норм?
Я, поколебавшись, ответила:
Не очень. С матерью переругалась.
После этого повисла пауза. Слишком длинная пауза. Пауза, от которой меня едва не накрыла паническая атака. К панике мне было не привыкать, я всегда ее испытывала, когда становилась с Кареном слишком откровенной и чувствовала, что порчу ему настроение. Вчера вечером Карен с пониманием и сочувствием отнесся к ситуации с хальмони, а вот с серьезными проблемами вроде нынешней у него всегда все было плохо. Он из тех людей, жизни которых ни разу не касалась тьма. Поэтому, когда с кем-то случалось что-то плохое, запас эмпатии у него иссякал очень быстро, исчерпывался до дна. Я сознавала, что мне полагается вечно быть «спокойной как танк» и готовой ему помочь – девушкой, которую номинировали в королевы бала.
И я довольно неплохо играла эту роль. Обычно.
Я составила в черновиках несколько сообщений, чтобы чем-то заполнить молчание и запрятать подальше непрошеные чувства, – по ходу дела откуда-то из глубин желудка поднималась злость, жгла мне горло. Злость на маму, на папу… а теперь щупальца той же злости тянулись и к Карену.
И вообще, достало меня быть спокойной как танк со всеми подряд.
Не трудись отвечать и вообще
Сообщение непродуманное, злое, и, едва я его отправила, сердце так и застучало. Зато паника прошла, я приготовилась к схватке.
Через несколько секунд:
Я донаты заказывал.
И все. Я таращилась на экран, дожидаясь, что будет дальше. А когда оказалось, что ничего, злость постепенно уползла обратно в свою берлогу; я поняла, как глупо вообще было писать Карену.
Так, нужно скачать приложение, чтобы меня кто-нибудь подвез.
В
Ваш волшебный попутчик прибудет через пять минут!
Ясно, попутчик. Теперь даже попутная машина представляется человеком.
За пять минут после ссоры с мамой я успела успокоиться.
Мысль о маме – вымотанной и пытающейся меня урезонить – толкалась внизу между ребрами. Опять это сочувствие.