Франсуа Вийон

Вийон опытный исследователь в школе аналогий: он играет разными языковыми оттенками, как художник, разрисовывающий собор, играет символами. На хорошем французском пишет он, что Колен спал с лица после своих развлечений в Монпипо и в Рюэле. На жаргоне - как с его друзей из "шайки" сняли шелуху в Рюэле. Рюэль расположен у входа в Париж, это селение, часто посещаемое злоумышленниками, а Монпипо находится рядом с Мен-сюр-Луар, это крепость, которую и не разглядишь издалека. Но отправиться в Монпипо - это нанести крап на кости, а "брыкаться" в Рюэле - это отбиваться "брыкаясь", то есть применить оружие. Ошибка Колена в том, что он не поверил, "растопырил уши", будто игра стоит ставки. Мораль извлекается, таким образом, на двух языках: кого "плохо приняли", тот уж не отыграется, говорит один, и "Принц, остерегись", говорит другой.

Следует ли рассматривать произведения Вийона на жаргоне как моральный итог, который можно по-разному толковать, как думают некоторые комментаторы? Было бы преувеличением считать, что Вийон отводит большое место серьезному в своих жаргонных сочинениях, и полагать, что его баллады на жаргоне принадлежат научной схоластике. Он уступает легкости разговорной речи в жаргонных балладах не больше, чем старается "зашифровать" язык своих "обращений". Людям, привыкшим к жаргону, недоступна расшифровка многозначности смыслов - исторического, теологического, этического - любых схоластических текстов и религиозных образов в поэзии. Привыкшего говорить на жаргоне не назовешь "мэтром", точно так же говорящие на чистейшем языке "мэтров" не знают воровского жаргона. Вийон искушен жизнью - и как человек искусств, и как вор, - и он легко обращается и со словами, и с рассуждениями. Но людей, владеющих обоими языками, мало, и поэт не упускает этого из виду.

Игра идет дальше. Дурные знакомства Вийона - одно, а его фантазия другое. Возможно, он выучил арго, играя в труппе бродячих актеров, к которой присоединился во время своих скитаний, а возможно, в шайке шалопаев, где встретился с молодыми людьми, гораздо худшими, чем он сам. Жулик, связавшийся с еще большими жуликами, чем он сам, поэт был не больше бандитом, чем профессиональные носители жаргонного языка "кокийяров".

В этом поэте-бродяге, которого обстоятельства бросили в трясину преступлений, многие хотели бы видеть отпетого бандита. Конечно, пути Вийона и матерых преступников в какую-то минуту пересеклись. Однако воровской язык - недостаточная улика. С таким же успехом Вийон пользовался и диалектом жителей Пуату, но ведь никому не пришло в голову называть его пуатевенцем.

Решили, что нашли разящий аргумент, заприметив имя Вийона среди множества преступников, зарегистрированных магистром Жаком Рабастелем, составившим анкету деяний шайки проходимцев. Читаем: "Симон Ле Дубль, у которого рассечена верхняя губа". Всем известно, что Вийон поплатился за участие в "деле" во время праздника Тела Господня рассеченной в кровь губой. Что касается самого имени "Симон Ле Дубль", то его вывели из анаграммы "мэтр Франсуа Вийон", так что "Симон Ле Дубль" превратился в "Мэтр Вийон". Ведь и у самого Вийона Колен де Кайо становится Колен дес Кайо, или Колен д'Эккейе, и даже Колен де Л'Экай или Колен де ла Кокий.

Следует напомнить, что слово "мэтр" часто ставится перед собственно именем, а не перед фамилией или псевдонимом. Разве не говорят "мэтр Франсуа", а не "мэтр Вийон"? И разве не правда, что среди тысячи с небольшим преступников найдется не один, у кого на верхней губе шрам? Ничто, впрочем, не доказывает, что у Вийона остался от удара кинжалом шрам именно такой, как его описывают. В заявлениях самого Вийона, которые дали жизнь второму прошению о помиловании, сам он отрицает, что у него кровоточила губа, хотя и признавался в этом несколькими днями раньше. Пораненная губа не означает, что лицо изуродовано на всю жизнь. Вийон с осторожностью рассказывает о самом себе в своих стихах, в некоторых из них он рисует свой подлинный портрет, совершенно не заботясь о том, чтобы выставить себя красавцем, но нигде он не говорит об этой рассеченной губе. Он себя видит маленьким, черным, серым. Но никогда - со шрамом. "Бедный Вийон", уж наверное, воспользовался бы таким случаем, чтобы вызвать к себе сострадание.

Бродяга

Не подлежит сомнению, что в 1457-1461 годах Вийон был обыкновенным бродягой, и больше никем. Его обращение к сильным мира сего, как мы увидим дальше, потерпело неудачу. Его средства существования сомнительны, но они еще не самые позорные. Он - нищий. И это приводит его в тюрьму. Живя всякими уловками, иногда прибегая к мошенничеству, он не гнушается и воровством, участвует в ночных вылазках, однако это не бандит с большой дороги. Он вымогатель, может торговать девичьей честью, но настоящим сводником никогда не был, может участвовать в какой-нибудь авантюре, но он не распутник. Мелкий вор, да, но не разбойник.