Фридрих Великий

Король оставил на месте недостаточный по численности гарнизон всего из 6 батальонов и 300 всадников и откровенно винил себя за такое решение. А другая ошибка, в которой он сознался Людовику, была еще более серьезной: «Если бы мы двинулись на Пльзень, то не допустили бы соединения саксонцев с принцем Карлом, захватили основные австрийские склады и к тому же прикрыли Прагу…»

Вместо этого Фридрих пошел на юг на Будвейз и Табор. Во время Первой Силезской войны французы считали, что их уход из этих мест был ошибкой, которая повлекла тяжелые последствия. Фридрих, зная об этом, решил не повторять ее. И оказался не прав.

Таким образом, Фридрих прямо писал о своих оплошностях. Это вовсе не было послание, предназначенное потомкам, оно адресовано другому суверену, от союза с которым зависел исход всего предприятия. Король допустил ошибку, которая непрерывно повторяется в военной истории. «Желаемое принимается за действительное», — честно писал он. Он «представлял себе картины», не имея достаточных данных. Его подвел сангвинический темперамент: надеясь на лучшее, не смог предвидеть худшего. Поскольку Первая Силезская война началась со сражения, Фридрих решил, что такой сценарий повторится вновь и скорость его передвижений приведет противника в смятение. Ничего подобного не произошло. Траун умно маневрировал, спутал планы прусского короля и вскоре добился господства в Северной Богемии.

Фридриху, подобно многим военачальникам, доставляло удовольствие составление отчетов о собственных кампаниях. Вольтер льстиво вдохновлял его: «Цезарю пристало писать свои комментарии!» Отчеты, записанные Фридрихом много лет спустя после событий в «Истории моей эпохи», были менее точны и детализованы, чем они смотрятся в зачастую скромных письмах, писавшихся сразу но горячим следам. В «Описании…», обращенном к Людовику XV, содержатся и оправдания, и резкое осуждение политики Саксонии. Фридрих высмеивает ужас, охвативший саксонских министров, когда но пути в Богемию в Саксонии появилась прусская армия. Саксонцы были готовы предоставить пруссакам любую помощь, которую те могли потребовать, и в то же время тщетно пытались не пропустить войска Фридриха. Однако, дойдя до описания собственно военных действий, до трудностей транспортировки и передвижений — особенно после того, как прошли пункт, до которого Эльба была судоходной, у Лейтмерица, — до своих ошибок и просчетов, он был честен и искренен.

Отступить Фридриха вынудили проблемы с тыловым обеспечением, болезни и мелкие стычки с противником, но сделал он это своевременно. В начале декабря австрийцы силами 11 000 штыков предприняли наступление в графстве Глац, а из него — в Верхнюю Силезию. Фридрих перенес штаб-квартиру в Швейдниц, расположенный немного севернее Глаца и юго-западнее Бреслау. В ту зиму все для него складывалось плохо. Курьеров перехватывали. Он предполагал, что один из его шифров разгадан. Фридрих сердито выговаривал Шметтау за несоблюдение мер безопасности. Это было серьезное замечание, а за ним последовало другое, в котором король потребовал, чтобы Шметтау, теперь находившийся в Париже, ограничил контакты с французами теми вопросами, которые он ему поручил. Через неделю Шметтау отозвали.

Поворот военных событий и отход Фридриха в Силезию поставил на повестку дня дилемму, часто возникавшую во время военных действий в восемнадцатом веке. Насколько соответствует этическим и правовым нормам призыв к населению оккупированной территории выступить против ее правителя, пусть даже его право на правление оспаривается? Естественно, для Фридриха это был чувствительный вопрос, поскольку принадлежность Силезии являлась предметом столь жаркого спора между ним и Марией Терезией. Силезия, провинция, разделенная но религиозному принципу, по общему мнению, управлялась им справедливо, что вызывало чувство удовлетворения у большей части населения. Факты в целом свидетельствуют об этом. Теперь же австрийцы стремились вернуть ее силой оружия — именно вернуть, как они считали, а не завоевать. Для простого силезца власть и смирение явились непростыми вопросами.