Фуку

— Кто старое помянет — тому глаз вон, — ласковенько ответил старичок и обратился ко мне, как бы прося поддержки. — Я свои двадцать рокив отбыл и давно уже, можно сказать, полностью радяньский рабочий класс. Так шо воны мене той душегубкой попрекают? Хиба ж я туды людей запихивал — я ж тильки дверь у той душегубки захлопывал…

— К сожалению, наш лучший бригадир, — мрачно шепнул мне начальник карьера. — В прошлом году его бригада по всем показателям вперёд вышла. Красное знамя надо было вручать. А как его вручать — в полицайские руки? Наконец нашли выход — премировали его путевкой в Гагру, а знамя заместителю вручили… Такой коленкор…

Предатель молодогвардейцев —нет,        не Стахович,                            не Стахевич —теперь живёт среди индейцеви безнаказанно стареет.Владелец грязненького барапод вывеской:                        «У самовара»,он существует худо-бедно,и все зовут его                          «Дон Педро».Он крестик носит католический.Его семейство                         увеличивается,и в баре ползают внучата —бесштанненькие индейчата.Жуёт,

            как принято здесь,                                             бетель[10],он,     местных пьяниц благодетель,но, услыхав язык родимый,он вздрогнул,                       вечно подсудимый.Он руки вытер о штаны,смахнул с дрожащих глаз                                           блестинкуи мне суёт мою пластинку«Хотят ли русские войны?».«Не надо ставить…» —                                          «Я не буду!..Как вы нашли меня,                                   иуду?Что вам подать?                               Несу, несу…Хотите правду —                              только всю?»

Из Краснодара дал он драпав Венесуэлу                      через Мюнхен,и мне            про ужасы гестапорассказывает он под мухой.«Вот вы почти на пьедестале,а вас            хоть una vez[11] пытали?Вам         заводную ручку                                     в sulo[12]втыкали,               чтобы кровь хлестнула?Вам в пах                 плескали купороса?По пальцам били doloroso[13]?Я выдавал                     сначала мёртвых,но мне сказали:

                          «Без увёрток!»Мою сестру                      со мною рядомони насиловали стадом.Электропровод ткнули в ухо.Лишь правым слышу.                                     В левом — глухо.Всех предал я,                          дойдя до точки,не разом,                  а поодиночке.Что мог я                   в этой мясорубке?Я —        traidor[14] Олега,                                      Любки.Ошибся в имени Фадеев…Но я не из шпиков-злодеев.Я поперёк искромсан,                                         вдоль.

Не я их выдал —                                  моя боль…»Он мне показывает палец,где вырван был при пытке                                                  ноготь,и просит он,                     беззубо скалясь,его фамилии не трогать.«Вдруг живы мать моя,                                            отец?!Пусть думают, что я —                                          мертвец.За что им эта verguenza[15]?» —и наливает ром с тоскойпредатель молодогвардейцевсвоей трясущейся рукой…

В бытность мою пионером неподалёку от метро «Кировские ворота», в ещё не снесённой тогда библиотеке имени Тургенева, шла читательская конференция школьников Дзержинского района по новому варианту романа «Молодая гвардия».

Присутствовал автор — молодо-седой, истощённо красивый. Переделка романа, очевидно, далась ему нелегко, и он с заметным напряжением вслушивался в каждое слово, ввинчивая кончики пальцев в белоснежные виски, как будто его скульптурную голову дальневосточного комиссара мучила непрерывная головная боль.

Мальчики и девочки в пионерских галстуках, держа в руках шпаргалки, на сей раз составленные с горячим участием учителей, пламенно говорили о том, что если бы они оказались под гестаповскими пытками, то выдержали бы, как бессмертные герои Краснодона.

Я незапланированно поднял руку. В президиуме произошёл лёгкий переполох, но слово мне дали. Я сказал: