Фуку

В детях трущобных с рожденья умнинка:надо быть гибким,                                подобно лиане.Дети свой город Санто-Домингораспределили                        на сферы влияний:этому — «Карлтон»,                                   этому — «Хилтон».Что же поделаешь —                                     надо быть хитрым.Дети,          в чьём веденье был мой отельчик,не допускали бесплатных утечеквсех иностранных клиентовнаружу,каждого нежно тряся,                                      словно грушу.Ждали,             когда возвратятся клиенты,дети,         как маленькие монументы,глядя с просительностью умеренной,полные, впрочем, прозрачных намерений.

Дети,          работая в сговоре с «лобби»,знали по имени каждого Бобби,каждого Джона,                           каждого Фрэнкас просьбами дружеского оттенка.Мальчик по имени Примитивобыл расположен ко мнебез предела,и моё имя «диминутиво»[4]он подхватил                       и пустил его в дело.Помню, я как-то ещё не проспался,вышел небритый,                             растрёпан, как веник,а Примитиво ко мне по-испански:«Женя, дай денег!                              Женя, дай денег!»Дал.       Улыбнулся он смуглый,                                               лобастый:«Грасиас!»[5]—                       а у него из-под мышки

двоеголосо сказали:                                 «Здравствуй!» —два голопузеньких братишки.Так мы и жили                        и не тужили,но вот однажды,                           как праздный повеса,я в дорогой возвратился машине,а не случилось в кармане ни песо.И Примитиво решил, очевидно,что я заделался к старости скрягой,да и брательникам стало обидно,и отомстили они всей шарагой.Только улёгся, включив эйркондишен,а под балкончиком,                                как наважденье,дети запели, соединившись:«Женя, дай денег!                              Женя, дай денег!»Я улыбнулся сначала,                                     но послевдруг испугала поющая темень,ибо я стольких услышал в той просьбе:

«Женя, дай денег!                               Женя, дай денег!»В годы скитальчества и униженийЖенькою был я —                            не только Женей.И говорили бродяги мне:                                           «Женька,ты потерпел бы ишшо —                                         хоть маленько.Бог всё увидит — ташшы свой крест.Голод не выдаст,                                свинья не съест».Крест я под кожей тащил —                                             не на теле.Голод не выдал,                           и свиньи не съели.Был для кого-то эстрадным и модным —самосознанье осталось голодным.Перед всемирной нуждою проклятой,как перед страшной разверзшейся бездной,вы,      кто считает, что я — богатый,если б вы знали —                             какой я бедный.

Если бы это спасло от печалеймир,        где голодные столькие Женьки,я бы стихи свои бросил печатать,я бы печатал одни только деньги.Я бы пошёл                   на фальшивомонетчество,лишь бы тебя накормить,                                             человечество!Но избегайте                       приторно-святочнойблаготворительности,                                       как блуда.Разве истории                           недостаточно«благотворительности» Колумба?Вот чем его сошествье на сушуи завершилось, как сновиденье —криком детей,                        раздирающим душу:«Женя, дай денег!                                Женя, дай денег!»

— У Колумба опять грязные ногти! Что мне делать с этим ирландцем? Мы же сейчас будем переходить на укрупнение его рук! Где гримёр?! — по-итальянски заверещал голый до пояса кактусоногий человечек в драных шортах, с носом, густо намазанным кремом от загара.