Галактика. Принцесса и Генерал

В лаборатории у Зельдмана, выглядевшего свежим и бодрым, собралась наша научная группа: неизменно аккуратный, чисто выбритый цитранец в свободной рубашке и коричневых брюках; утомленный ашранец с голубовато-серым лицом, явно не выспавшийся из-за вчерашнего поручения, в короткой плотной куртке с грязными локтями – видимо, испачкал и не заметил; Башаров в белой футболке, неизменном твидовом пиджаке и голубых, облегающих мускулистые ноги джинсах. Илье удалось поспать: синяки под глазами исчезли вместе со щетиной на подбородке. Красавчик!

– Здравствуйте, господа, рада видеть вас, – кивнула я сразу всем и прошла к свободному стулу.

– Какие-то новости? – С надеждой на хорошие эти самые новости я посмотрела на пожилого профессора, внимание которого привлек нанатон, темным облаком повисший за моей спиной.

Он перевел взгляд с нанатов на меня, кивнул, затем, удобнее устроившись в кресле, объявил:

– Уважаемые коллеги, спешу сообщить, что руководство ОБОУЗ и совет при Объединенном правительстве, выслушав мои доводы, согласовали синтез искусственных локусов в исследовательских целях.

– А что х’шанцы? – поинтересовался Башаров. – Не против?

– В связи с опасностью для других рас давление на них, полагаю, было оказано серьезное. Но х’шанцы выдвинули встречное условие.

– Какое? – выдохнули мы почти синхронно.

– Мы подпишем обязательство о неразглашении. Синтез, исследования, профилактика и лечение – все будет проводиться под жестким контролем Х’шана. И за пределы орбиты Т-234 не выйдет…

– Не понимаю я подобную секретность, – хмуро заявил Шитцини. – Любой более-менее подготовленный биолог или генетик сможет синтезировать локусы. К чему такие сложности?

– И сама вакцина станет достоянием общественности при внесении в общий реестр, – поддержал коллегу Ом.

– И вирус Ома, и бактерия Зельдмана тоже. Сразу после публикации данных по ним. – Я в недоумении пожала плечами.

– Как вы их назвали? – весело воскликнул Башаров.

Я смутилась, неуверенно посмотрев на коллег, но они по-доброму улыбались мне.

– Профессор Ом первым вычленил вирусные тельца в розовой, и, согласитесь, честь их открытия должна принадлежать ему. – Отметив, что ашранец польщенно потемнел, я продолжила более уверенно: – А доктор Зельдман, как наиболее опытный руководитель, направлял наши поиски.

Башаров смотрел на меня искрящимися радостью добрыми глазами, и я в очередной раз ощутила легкое сожаление, что не ему принадлежит мое сердце. Жить с ним было бы гораздо проще и удобнее.

– Я голосую за предложенные названия! – поднял он руку.

Глаза Зельдмана заметно повлажнели, он растрогался:

– Мне очень лестно, конечно, но я не думаю, что мои заслуги в этом деле столь высоки.

– Я тоже – за! – присоединился Шитцини.

У него тоже глаза на мокром месте – явно пытается справиться с накалом наших эмоций. Да, тяжело быть эмпатом! И, судя по выдержке, этот цитранец еще не самый сильный из них.

Башаров стремительно оттолкнулся от переборки и подошел к экранам. Надел манипулятор на палец и быстро начал вводить данные, комментируя:

– Не будем терять времени, я сейчас внесу наше решение в протокол.

– Поздравляю, коллеги. – Я встала и сначала пожала руку Ому, а потом – Зельдману, сначала крепко обнявшему меня.

– Спасибо, – широко улыбнулся Ом.

– Господа, дамы, а теперь продолжим обсуждение нашей проблемы, – быстро вернул себе наставнический тон Зельдман. – Х’шан против популяризации синтеза локусов. Вне чрезвычайной ситуации с розовой бактерией синтез локусов по-прежнему вне закона! Надеюсь, с этим всем все ясно. Далее. На данный момент у нас есть самый вероятный способ защиты или профилактики, а может, и лечения вируса. Но вопрос по самой розовой остался открытым. У кого есть предложения? Идеи?

Башаров привычно оперся бедрами о стол, сложив руки на груди, и поморщился:

– В сущности, они весьма схожи – вирус и бактерия. Но я почти уверен: локус х’шанцев в случае с розовой не пройдет. Нам необходимо найти защиту от нее, причем и для неорганических материалов.

– Защита должна быть системной. Как от розовой, так и от вируса, – согласился Зельдман.

– У меня есть идея… мысль, но не знаю, как вы ее воспримете, – неуверенно предложила я.

– С превеликим энтузиазмом и облегчением, – усмехнулся Башаров.

Я закусила губу, собираясь с мыслями, и начала, махнув себе за спину:

– Этот нанатон синтезирован из моей ДНК, граппских червей и нанороботов. Нанаты создают замкнутую систему энергетических связей, благодаря чему образуется локальное биополе без возможностей внедрения в него из внешней среды любого чужеродного элемента. И нанатон в принципе не способен создавать новые симбиотические связи.

– Ты хочешь сказать, что…

– Да, я хочу сказать… нет, считаю, что в некотором роде мой нанатон может быть использован в качестве защиты от розовой, – не дала я продолжить Башарову.

– Я не совсем понимаю, каким образом? – осторожно спросил Шитцини.

– Нам можно использовать систему его строения? – вклинился Кшеола.

– Нет, я уже говорила, нанатон – мой симбионт. Я о другом.