Галицко-Волынская Русь

Упомянутые в летописи Мирослав и Володислав могут быть с большим основанием отнесены к числу галицких бояр, но связанных не со стольным городом, а с землей, точнее — с отложившимися от Галича «пригородами», прежде всего (и в этом прав В. Т. Пашуто), с Понизьем[2418]. Недаром ни Мирослав, ни Володислав никогда ранее не упоминались среди галицких бояр, их вообще не было в Галиче. Да и к Даниилу они переходят не из осажденного города, а из Понизья, откуда их привел победивший Судислава тысяцкий Демьян. Нам представляется, что «галицкими боярами», ставшими на сторону Волынского князя, летописец, судя но всему, именует понизовцев и понизовских бояр, с которыми только что начали воевать галичане во главе с Судиславом и которые теперь, разбив вместе с волынскими войсками галичан в Понизье, продолжили борьбу с Галичем, встав в ряды воинства Даниила.

«Многии мятежъ, великим льсти, бещисленыя рати»; «вече» 18-ти отроков

В итоге Даниил одержал победу. Однако плоды ее не могли быть достаточно прочными и долговременными. Наоборот, можно думать, что вероломный поступок Романовича возбудил против него галичан, и они, как и всегда в таких случаях, стали искать способ избавиться от неугодного князя. Преданный Даниилу летописец пытается свести все дело к «крамоле безбожных галицких бояр», всячески подчеркивая их лживую предательскую сущность. Этой же незамысловатой версии придерживаются и большинство новейших исследователей, доказывая всесилие бояр и беспомощность полностью подчиненной ими общины, простых граждан. Из подобных построений также следует, что бояре и простые галичане настолько разошлись друг с другом, что занимали политически противоположные позиции. Первые, за малым исключением, ненавидели Даниила и вообще русским князьям предпочитали венгров, а вторые, наоборот, всячески сочувствовали Романовичу и только его считали своим законным князем[2419]. Такие выводы расходятся с исторической действительностью и противоречат реальному ходу известных нам событий. Можно сказать, что и самому летописцу не удается, как это уже не раз бывало, провести собственную версию до логического завершения, не избежав при этом противоречий, разоблачающих крайнюю односторонность его пристрастного взгляда.

Следуя летописному повествованию, мы видим, как против обосновавшегося на галицком столе Даниила один за другим сплетаются заговоры. Заговорщики не просто хотят лишить князя стола, но и покушаются на его жизнь. Однажды они пытались заживо сжечь Даниила вместе с братом Васильком в его собственном доме[2420], в другой раз князя собирались убить на пиру, выманив из Галича в город Вишню[2421]

. Подобное отношение и решимость во что бы то ни стало расправиться с неугодным правителем в истории Галича имеет только один прецедент — расправу с вероломными Игоревичами[2422]. Как и в борьбе с Игоревичами, в заговорах против Даниила руководящая роль принадлежит галицким боярам. Однако было бы большой ошибкой думать, что эти бояре в своей ненависти к Романовичам совершенно одиноки, что перед нами малая горстка отщепенцев, сводящих с Даниилом личные счеты и действующих наперекор воле общины.

Инициатива заговора исходит от разных лиц, находящихся как в самом Галиче, так и за его пределами. Тут и «безбожные» Молибоговичи, и «неверный» Филипп, и Волдрис, и также ставший «неверным» Володислав Юрьевич[2423]. При этом одних, потерпевших поражение, тотчас сменяют другие и третьи. Так что «многим мятежам» и «великой лести» воистину не было конца, пока Даниил не покинул Галич. Заметим, что избежать неминуемой гибели князю помогли не «симпатизировавшие» ему галичане, а лишь случай

[2424], да верные слуги[2425]. Это и понятно, ведь даже прославляющий Даниила летописец не скрывает того факта, что его герой очень скоро вообще утратил всякую поддержку галичан, «оставьшоуся въ 18 отрокъ вернихъ и съ Демьяномъ, тысяцкымъ своимъ»[2426]

. Иными словами, в результате «боярских мятежей» в Галиче не осталось сторонников князя, кроме малочисленной дружины и тысяцкого, с которым он пришел в город.

Перед нами не просто литературный прием, использованный летописцем, дабы усилить остроту эмоционального восприятия[2427]. В этом убеждаемся, проанализировав сообщение о галицком вече 1231 г., из которого нами была взята фраза об отроках и тысяцком. Через год после своего вокняжения в Галиче Даниил созывает вече, чтобы спросить горожан: «Хочете ле быти верни мне, да изиидоу на враги мое?»[2428]. «Необычным фактом» считал данное событие М. С. Грушевский[2429]. Но эта необычность состояла не в том, что князь будто бы вообще избегал вечевых собраний и не считал для себя нужным обращаться непосредственно к общине[2430]. Своеобразие положения заключалось в том, что нелюбимый галичанами правитель, стремительно теряя ночву под ногами, как мог пытался выправить ситуацию, особенно угрожающую в канун предстоящей войны со «своими врагами».