Галицко-Волынская Русь

Выбор короля можно объяснить традиционной политикой венгров в отношении Галича, сложившейся еще в XII в. В 1152 г. венгерские вельможи и архиепископ, по свидетельству В. Н. Татищева, говорят своему королю: «Лучше нам, что русских князей больше, а не один, и они, в несогласии друг друга воюя, нам не вредят, и нам их бояться не будет причины…»[2861]. По верному наблюдению Η. П. Дашкевича, венгры и теперь, почти столетие спустя, по-прежнему «не желали образования сильного государства в их соседстве»[2862]. Видимо, новый венгерский король Бела IV, в отличие от своего покойного отца мало интересовавшийся галицким столом, попросту решил вернуться к старой испытанной тактике. Важную роль, разумеется, сыграл и существовавший с конца 1220-х годов союз Михаила Черниговского с венграми: сидевший в Галиче королевич Андрей, как говорит летопись, «миръ имеяше со Володимеромь (киевским князем Владимиром Рюриковичем. — А.М.) и Михаиломъ»

[2863].

Как своим будущим родственникам Бела предоставил Михаилу и Ростиславу упомянутую военную помощь, и вместе с венгерскими войсками последние успешно отразили наступление Романовичей, заставив их отойти от Галича. Не поддержали в этот раз Даниила и галицкие «пригороды», в частности Звенигород, жители которого, как мы знаем, несколько лет назад помогли волынскому князю взять Галич. Теперь за свою неудачу Романовичи решили отыграться именно на звенигородцах, и, уходя из-под Галича, они «воеваста около Звенигорода, города же хотяща, и не взяста, бе бо святаа Богородица в немь, чюдная икона»[2864]. Заступничество чудотворной иконы помогло, по мнению летописца, звенигородцам отстоять город, но не спасло от разорения его округу. Через некоторое время стороны заключили перемирие: «Тое же осени оумиристася»[2865].

Дальнейший рассказ летописи до крайности сбивчив и противоречив, «перебивается несколькими лаконичными вставками, которые вредят последовательности и цельности рассказа»[2866]

. Сообщив о походе Романовичей на Галич летом 1237 г., летописец вскоре вновь обращается к этому событию и говорит о нем как о новом походе: «Данилови же в томь же лете пошедъшоу на Михаила на Галичь»[2867]. Хотя в этом новом сообщении старший Романович фигурирует как единственный участник похода, и тем самым возникает ощущение какого-то нового мероприятия, исследователи Галицко-Волынской летописи справедливо полагают, что на самом деле оба раза речь идет об одном и том же походе, поскольку в противном случае нарушается вся последовательность событий 1237–1238 гг., восстанавливаемая по нескольким источникам[2868].

В новом сообщении совершенно по-новому выглядят итоги похода. Оказывается, что перемирие Михаил и Ростислав выпросили у своего грозного противника, пойдя ради этого на значительные территориальные уступки: «Овем же мира просящим, даша емоу (Даниилу. — А.М.) Перемышль»

[2869]. Летописец ни слова не говорит о причинах, заставивших галицких князей пойти на подобные условия, которые могли возникнуть только вследствие крупного поражения. Объяснить случившееся, на наш взгляд, можно лишь с учетом той роли, которую играли тогда венгерские правители в отношении галицкого стола, а также внимательно присмотревшись к активной внешнеполитической деятельности, развернутой Романовичами в конце 1236–1237 гг.

Внешнеполитические успехи Романовичей (союз с Австрией и Литвой, победа над добжиньскими рыцарями)

Не получив поддержки нового венгерского короля Белы IV, Даниил еще в 1235 г., сразу после участия в коронационных торжествах в Секешвехерваре завязал какие-то отношения с врагом Белы австрийским герцогом Фридрихом II Бабенбергом (Фридрихом Воинственным), враждовавшим тогда с Германией[2870]. Сохранилось письмо германского императора Фридриха II чешскому королю Венцеславу I, датируемое июлем 1235 г., в котором изложены многочисленные провинности герцога перед императором, в том числе и такая: «он (герцог. — А.М

.) приказал… отнять дары, отправленные нам с послами князем Руси (ducem Rossiae)»[2871].

М. С. Грушевский видел в упомянутом здесь «русском князе» Даниила Романовича[2872]. Но такое решение не согласуется с союзническим характером отношений волынского князя и австрийского герцога. Иное объяснение предлагает В. Т. Пашуто: «Соединение в одних руках Чернигова, Киева и Галича едва ли соответствовали видам Венгрии, и князь Даниил тогда завязал с ней, а также с Австрией переговоры с целью добиться невмешательства короля в волынско-черниговский конфликт. Может быть, еще в 1235 г. Даниил начал переговоры с австрийским Фридрихом II, если допустить, что именно черниговских послов с подарками к императору перехватил в Вене герцог Бабенберг»[2873]. Точку зрения В. Т. Пашуто принимает А. В. Назаренко[2874].