Читаем Галоши против мокроступов. О русских и нерусских словах в нашей речи полностью

Любезный мой Камин, товарищ дорогой,Как счастлив, весел я, сидя перед тобой!Я мира суету и гордость забываю,Когда, мой милый друг, с тобою рассуждаю;Что в сердце я храню, я знаю то один;Мне нужды нет, что я не знатный господин;Мне нужды нет, что я на балах не бываюИ говорить бон-мо[170] на счет других не знаю;Бо-монда[171] правила не чту я за закон,И лишь по имени известен мне бостон.Обедов не ищу, незнаем я, но волен;О милый мой Камин, как я живу доволен.Читаю ли я что, иль греюсь, иль пишу,
Свободой, тишиной, спокойствием дышу.Пусть Глупомотов всем именье расточаетИ рослых дураков в гусары наряжает;Какая нужда мне, что он развратный мот!Безмозглов пусть спесив. Но что он? Глупый скот,Который, свой язык природный презирая,В атласных шлафроках блаженство почитая,Как кукла рядится, любуется собой,Мня в плен ловить сердца французской головой.Он, бюстов накупив и чайных два сервиза,Желает роль играть парижского маркиза;А господин маркиз, того коль не забыл,Шесть месяцев назад здесь вахмистром служил.Пусть он дурачится! Нет нужды в том нимало:
Здесь много дураков и будет, и бывало…

Если мы прочтем эти строки, то не сразу угадаем, Державин ли написал их или кто-то из «арзамасцев». (На самом деле — Василий Львович Пушкин, арзамасский староста, известный под прозвищем «Вот я вас!».)

* * *

Пожалуй, самым замечательным в литературной войне между «Беседой» и «Арзамасом» было участие Пушкина-младшего.

У великого русского поэта в детстве и юности были сложные отношения с его родным языком. Первое известное нам стихотворение Пушкина было написано им в 8 лет, и написано оно на французском языке. В Лицее, где по-французски говорили многие воспитанники, Александр получил прозвище «Француз», видимо, недаром. Первому его лицейскому стихотворению, написанному в 1813 году, предпослан эпиграф на французском языке.

И стихотворение наполнено иноязычными словами и ассоциациями:

Так и мне узнать случилось,Что за птица Купидон[172];Сердце страстное пленилось;Признаюсь — и я влюблен!Пролетело счастья время,Как, любви не зная бремя,
Я живал да попевал,Как в театре[173] и на балах[174],На гуляньях иль в воксалах[175]Легким зефиром летал;Как, смеясь во зло Амуру[176],Я писал карикатуруНа любезный женский пол;Но напрасно я смеялся,Наконец и сам попался,
Сам, увы! с ума сошел.Смехи, вольность — все под лавку,Из Катонов[177]я в отставку,И теперь я — Селадон![178]Миловидной жрицы Тальи[179]Видел прелести Натальи,И уж в сердце — Купидон!

Вероятно, Пушкин принял участие в полемике, потому что в ней принимал участие его дядя, ему нравилась игра в «Арзамас», нравилось писать ехидные эпиграммы и получать похвалы от своих маститых коллег. А еще потому, что сам он не видел ничего плохого в заимствованиях из французского языка, свободное им владение вовсе не мешало ему, как и всем лицеистам, быть страстным патриотом[180].

И главное, ему не нравились нападки на Карамзина, которого он глубоко уважал и в чьем летнем доме в Царском селе проводил много счастливых часов. (Вообще, Пушкин всегда рвался защищать своих друзей и был беспощаден к их врагам, независимо от того, какой точки зрения придерживались те или другие. Порвать с другом потому, что они разошлись во мнениях, для него было немыслимо; порвать с единомышленником потому, что он плохо отозвался о ком-то из друзей, казалось самым естественным поступком).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Нарратология
Нарратология

Книга призвана ознакомить русских читателей с выдающимися теоретическими позициями современной нарратологии (теории повествования) и предложить решение некоторых спорных вопросов. Исторические обзоры ключевых понятий служат в первую очередь описанию соответствующих явлений в структуре нарративов. Исходя из признаков художественных повествовательных произведений (нарративность, фикциональность, эстетичность) автор сосредоточивается на основных вопросах «перспективологии» (коммуникативная структура нарратива, повествовательные инстанции, точка зрения, соотношение текста нарратора и текста персонажа) и сюжетологии (нарративные трансформации, роль вневременных связей в нарративном тексте). Во втором издании более подробно разработаны аспекты нарративности, события и событийности. Настоящая книга представляет собой систематическое введение в основные проблемы нарратологии.

Вольф Шмид

Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука
Откуда приходят герои любимых книг. Литературное зазеркалье. Живые судьбы в книжном отражении
Откуда приходят герои любимых книг. Литературное зазеркалье. Живые судьбы в книжном отражении

А вы когда-нибудь задумывались над тем, где родилась Золушка? Знаете ли вы, что Белоснежка пала жертвой придворных интриг? Что были времена, когда реальный Бэтмен патрулировал улицы Нью-Йорка, настоящий Робинзон Крузо дни напролет ждал корабля на необитаемом острове, который, кстати, впоследствии назвали его именем, а прототип Алеши из «Черной курицы» Погорельского вырос и послужил прототипом Алексея Вронского в «Анне Карениной»? Согласитесь, интересно изучать произведения известных авторов под столь непривычным углом. Из этой книги вы узнаете, что печальная история Муму писана с натуры, что Туве Янссон чуть было не вышла замуж за прототипа своего Снусмумрика, а Джоан Роулинг развелась с прототипом Златопуста Локонса. Многие литературные герои — отражение настоящих людей. Читайте, и вы узнаете, что жил некогда реальный злодей Синяя Борода, что Штирлиц не плод фантазии Юлиана Семенова, а маленькая Алиса родилась вовсе не в Стране чудес… Будем рады, если чтение этой книги принесет вам столько же открытий, сколько принесло нам во время работы над текстом.

Юлия Игоревна Андреева

Языкознание, иностранные языки
Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2
Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2

Второй том «Очерков по истории английской поэзии» посвящен, главным образом, английским поэтам романтической и викторианской эпох, то есть XIX века. Знаменитые имена соседствуют со сравнительно малоизвестными. Так рядом со статьями о Вордсворте и Китсе помещена обширная статья о Джоне Клэре, одаренном поэте-крестьянине, закончившем свою трагическую жизнь в приюте для умалишенных. Рядом со статьями о Теннисоне, Браунинге и Хопкинсе – очерк о Клубе рифмачей, декадентском кружке лондонских поэтов 1890-х годов, объединявшем У.Б. Йейтса, Артура Симонса, Эрнста Даусона, Лайонела Джонсона и др. Отдельная часть книги рассказывает о классиках нонсенса – Эдварде Лире, Льюисе Кэрролле и Герберте Честертоне. Другие очерки рассказывают о поэзии прерафаэлитов, об Э. Хаусмане и Р. Киплинге, а также о поэтах XX века: Роберте Грейвзе, певце Белой Богини, и Уинстене Хью Одене. Сквозной темой книги можно считать романтическую линию английской поэзии – от Уильяма Блейка до «последнего романтика» Йейтса и дальше. Как и в первом томе, очерки иллюстрируются переводами стихов, выполненными автором.

Григорий Михайлович Кружков

Языкознание, иностранные языки