Ашер бросился к двери в ванную, открывая ее рывком, чего при открытом огне делать категорически нельзя, но выбора у него не оставалось. Пожарным не успеть. О, чудо! Сквозняка не почувствовалось, и огонь не хлынул прямо в ванную, в которой ребенок забился под раковину. Споткнувшись обо что-то мокрое, Эванс заметил, что Мэл заткнула дверь мокрыми тряпками и включила воду, спрятавшись в груде мокрого грязного белья. Дыма здесь стараниями девочки было куда меньше, чем в комнате Мэйсонов.
Мужчина схватил мокрое полотенце с пола, накинул его на девочку и, взяв ее на руки, побежал к лестнице с Мэл на руках. Лестница была полностью объята огнем, отрезав путь к отступлению перед самым носом. Путь был только вверх. Идея лезть туда, конечно же, отвратительная, но огонь лизал пятки, и выбора не осталось. Быстро забравшись на чердак и прижимая ребенка к себе, Эванс скинул дымившееся полотенце и осмотрелся. Одно маленькое окошко на фронтоне. Ему не выбраться, но Мэл пролезет. Выбив стекло с ноги, Эванс помог девочке вылезти на крышу крыльца и наказал ей строгим голос:
– Кричи, как можно громче!
Девчушка с измазанными копотью косичками кивнула и подбежала к краю крыши, зовя на помощь. На крик ребенка моментально откликнулись пожарные, приставляя лестницу к покрытой черепицей и пока что целой крыше, снимая оттуда Мэл.
Эванс только вздохну с облегчением, когда девочка уже оказалась на земле в руках пожарных, и осмотрелся по сторонам. Вот и конец. Ему не выбраться. Полыхающий внизу огонь стремительно подбирался к двери чердака. Еще пара минут и перекрытия рухнут, погребая Эванса под собой, если, конечно, еще раньше он не задохнется от дыма, щипавшего горло.
История повторялась, подводя ее к логичному завершению. Прошлый раз это было подступающая и льющаяся со всех сторон вода. На этот раз вездесущий и беспощадный огонь. Икар сам загнал себя в ловушку, где и спалит свои крылья. Опять. Снова. Главное, что не зря.
Эванс сел на пол и прислонился спиной к стене, глядя, как пламя лижет дверь чердака с внешней стороны. Дышать становилось невыносимо трудно. От нехватки кислорода в глазах темнело. Усмехнувшись, он достал из кармана сигарету, закуривая в последний раз. «Кельт жив», – посмотрел он на экран телефона и усмехнулся. Ложь. По крайней мере, скоро станет таковой. Дабы не подставлять Адама, Эванс стер сообщение.
Умирать в одиночестве оказалось паршивой затеей. Умирать в одиночестве второй раз за десятилетие – виделось теперь ему главной семейной традицией, в соблюдении которой он преуспел, как никто. Он в сотнях миль от родного города, в паре часов полета от всей его прошлой жизни, в которую никогда больше не вернется.
Мда, не так он хотел бы встретить Рождество, умирая запертым огнем на чердаке дома в пригороде, мать его.… Даже посреди колючих песков знойной пустыни он не чувствовал себя настолько одиноким, каким видел себя в этот последний момент. Наверное, потому что в те разы никто не ждал его возвращения, а сейчас… Ашер был уверен. Ждут. Наедятся и ждут, но, увы… Выдыхая дым и лишь разбавляя окружающий его смог дыханием, он прикрыл глаза, ослепленный пламенем огня, как когда-то нещадно палящего Солнца.
***
Этот путь был бесконечным. Начинался он от распахнутых и покосившихся дверей Посейдона, пропустивших их внутрь полумрака замкнутого пространства. Затем несколько мучительно долгих мгновений поездки на старом лифте, на панели с продавленными и поцарапанными кнопками которого Уэст, не думая, жмет на самый верхний этаж онемевшими пальцами. Запертые в кабине лифта, еще не до конца отойдя от гула выстрела в ушах, огорошенные, с колотившимися сердцами и рваным дыханием, они словно в свободном падении между прошлым, где все еще вполне сносно, и настоящим, где ничего уже нельзя исправить.
– Пусти, – прошипела она, едва их ноги коснулись загаженного шифера крыши рядом с флигелем здания старой гостиницы.
Голуби, напуганные их внезапным появлением, встрепенулись и вжались в облюбованные ими для ночлега насесты, недовольно гурля, размахивая крыльями, стреляя сонными глазами с моргающим средним веком.
– Пусти! – приказ звучал громче с обидой и злобой, лаял резкими нотками на всего парочке гласных.
Уэст не ответил. Скорее по наитию, чем по привычке проверил целостность конечностей и, конечно же, ее дурной головы, но каким-то только ей известным образом девушка вывернулась из коповской хватки, отталкивая чужую руку. Рванула со всех ног к балюстраде, перепрыгнув старый аккумулятор с намотанными на нем проводами и клеймами и прикипевший к шиферу за годы. Коннор едва успел ее остановить, оттаскивая за шкирку от края крыши. Не дал посмотреть вниз и увидеть свое убитое настоящее, которое еще недавно было ее живым прошлым.
– Не смотри! – теперь приказывал уже он.
Крик был живой, человеческий, с легким механическим оттенком от нервозности, но голос звучал расстроено. Коннор знал. Она не должна этого видеть. Всего один взгляд и это запечалится в ее голове навсегда, и Уэст будет тут уже бессилен.