Гамбит. Конь без масти

 Понимание накрыло его волной ужаса и неверия. Коннор смотрит на нее во все глаза, зиявшие клочками голубого морозного неба среди окружавшего их абсолютно серого. Она лишь смотрит в ответ с чувством полного удовлетворения. Больше попыток сделать шаг в сторону края крыши девушка не делает. Только бросает ему Кольт, который Уэст хватает налету и сразу же вынимает магазин. Полностью заряжен. Патрон в стволе. Дуло совсем не заржавело. Но в подтверждение своих догадок глубоко вдыхает запах и… ничего. Оружейная смазка и ничего.

 Кольт, который Эванс носила с собой, как ребенок воздушный шар на параде, действительно всего лишь воздушный шар, внутри которого только воздух. Метафора, наполненная пониманием возможной угрозы. Она пользуется шпаргалками, на деле оказавшимися пустыми листами, красиво сложенными и завернутыми в трубочку. Желая убедиться, Коннор сам пытается сделать несколько выстрелов, и попытки оканчиваются осечками.

Каждый раз, идя в бой во всеоружии, Костлявая была безоружна. Она владела умами, манипулировала жизнями, но никогда не переступала черту. Делала все чужими, а порой и его, руками. Стыдно, Коннор, очень стыдно, что до сих пор надеялся найти себе оправдание и сдать ее Моргану с… С чем? Со сломанной пушкой? С пониманием человеческого мышления? У них на нее ничего. У Лиса на нее ничего. Уже проклятое и надоевшее Ничего.

Сглотнув возникшую во рту горечь, он возвращает магазин в Кольт, на автомате ставит на предохранитель бутафорский пугач, применимый разве что для гангстерского антуража. На крыше Тихо. Тишина и сигаретный дым. Под ними вой сирен, раскинувшееся красно-синее море отблесков мигалок на стенах домов и пропасть, заполненная едкой дрянью, выдыхаемую ей.

Наверное, впервые за годы службы Уэст делает то, чего никогда не делал до этой минуты. Он возвращает мнимому противнику оружие, держа за ствол, протягивает ей, а Эванс лишь холодно смотрит в ответ, отвечая на незаданный вопрос:

– Оставь себе, мне теперь без надобности.

 Ее ответ только подтвердил, что самое страшное уже свершилось. Тонкая грань сломлена, и человеческое ушло вместе с ней. Свинцовый молот набатом стучит в его голове: «Останови ее, удержи за гранью!», но разве можно удержать этот вихрь, сметающий все на своем пути. Он пытается, не сдается:

– Стой, этот город еще можно спасти, – и сам себе не верит, да и как поверить, когда самые лучшие из них бездействуют, попадают под власть стереотипов и рушат вокруг себя мир и надежды на его спасение.

– Вы свой выбор сделали, детектив Уэст, вас с ним жить, – Эванс даже не повернулась, направляясь к пожарной лестнице, и точно знала, где нужно искать выход.

 Запрыгнув на балюстраду, Эванс бросила на него последний взгляд. Если кто-то из них, а именно он, еще не понял, что их шаткое перемирие окончено, то теперь она подвела черту, оставляя его со сломанным Кольтом, который не стрелял уже пару десятилетий.

– Я свой давно уже сделала, – сдавленно ответила она, хватаясь за скользкие поручни старой лестницы, будто делала это сотни раз, пробежала взглядом по крыше, задержав его на старом вспученном аккумуляторе рядом с брошенным куском резины.

– Удачной охоты, Лис, – прозвучало окончательным прощанием старого друга, обернувшегося противником. Оно было горьким, как морская соль, и пустым, как белый пепел. – До скорой встречи, – пожелала она, чего сейчас ему меньше всего хотелось, и исчезла с крыши Посейдона, где уже не первый раз за свою жизнь потеряла остававшуюся в ней человечность.

***

Покой для них непозволительная роскошь. При всех его связях и финансовых возможностях для Грегори покой был чем-то сказочным и нереальным. Когда-то он думал, что дети вырастут, начнут самостоятельную жизнь, и его вмешательство в нее прекратиться, но на деле все вышло совершенно иначе. Маленькие дети – маленькие проблемы, и чем старше становились представители следующего поколения благородного семейства Ларссонов, тем большие проблемы умудрялись создавать для себя и окружающих.

С годами Грегори смирился. Будто бы оставаясь в стороне, он всегда был в курсе жизни своих детей, наблюдал, помогал, а порой и просто не мешал, что само по себе уже многое значило для него. Но порой его вмешательство было необходимым, и как бы его сыновья не ограждали себя от назойливой опеки Софии, от всевидящего ока отца скрыться они были не в силах. Грегори видел все. Их взлеты, их падения, их, как думали сами Адам и Лиам, самые сокровенные тайны, многие из которых никогда не должны были раскрыться.  Он их не винил. Дети вырастают, обрастают своим кругом интересов, связей, роются в растущем ворохе проблем, заводят свои собственные сейфы, чтобы хранить там свои скелеты, а когда им нужна будет помощь… Никто из них и не думал просить о ней.