Гамбит. Конь без масти

 В этом случае Грегори приходилось брать все в свои руки, дабы не усугубить ситуацию. Вмешательство – наименьшее, но необходимое зло, и он не мог найти себе места с той минуты, как отправил чертово сообщение с телефона сына. О чем он думал? «Кельт жив», – и после этого самые ужасные страхи, висевшие над их семьей Дамокловым мечом, материализовались и понеслись вперед, как по накатанной.

От Адама не было вестей, от Лиама и того меньше, только Морган радовал его крохами информации, витавших на радиочастотах, далеко не часто, и от каламбура под ложечкой засосало. Тихая вибрация и тусклый свет дисплея на столе обрекли немолодое сердце Грегори на безудержные и быстрые сокращения, гнав кровь по сосудам, а нервы от неожиданности вытянулись в тугую струну, когда на телефон Адама пришло голосовое сообщение.

Воспроизводя его, Грегори боялся самого худшего. Ларссон прожил жизнь и, к сожалению, знал, откуда приходят такие послания и куда они ведут. Не важно, каков их источник, будь они на бумаге, в последовательности нулей и единиц, или в вибрации диафрагмы динамика телефона, но носитель не важен. Важна лишь суть. С тяжелым сердцем Грегори нажал «воспроизвести», вслушиваясь в каждое слово, произнесенное, конечно же, голосом Икара, улетевшего на Солнце.

– Привет, умник, – сдавленный и тихий смешок утонул в шипении и помехах. – Правда, слышались уже сегодня, – и, правда, слышались. – Ты прости за машину, – и хоть бы капля сожаления в голосе, Грегори стало немного обидно, ему нравился ее цвет. – Ты починил окно? – вопрос был уже знаком, но задан почему-то очень странно и с некой тревогой. В голосе Ашера было беспокойство, нервозность, а это всего лишь чертово окно.

– Ты волновался по поводу Норзера, – Ашер закашлялся, глубоко, сильно, словно против естественного желания. – Забей, он наименьшее из зол, поверь мне на слово, – сдавленный голос сквозь силу и фаталический настрой Эванса не прибавили Грегори оптимизма. – Он тот еще вредитель, но полная бестолочь, – вопрос был очень спорным, когда наименьшим из зол назывался один из лучших киллеров Нордэма, и Грегори напрягся, вслушиваясь в каждое слово.

– Помнишь, я говорил, – Эванс опять очень сильно закашлялся и начал говорить хрипло и через силу, будто давился воздухом. – Наша мать всех нас любила одинаково, но кому-то вечно хотелось большего… – кашель Кельта начал переходить в дикий, разрывающий горло хрип. – Единственная девочка среди братьев, позор всего рода, – человек на другом конце провода задыхался, рвано втягивая воздух….

– Скажи мне, Ларссон, кто глупее, дурак, или кто его слушает? – Эванс тратил, без сомнения, драгоценное время на идиотский вопрос, значит, вопрос априори не мог быть идиотским.

– Прости, что не предупредил тебя, должен был, но вижу, что поздно, ты хороший человек, – рваные вздохи становились все чаще, а паузы в словах длиннее. – Не верь никому, умник, даже себе, особенно себе, она знает… – тишина и пауза затянулась, – она всегда знает….

В трубке повисла тишина, долгая гнетущая, но сообщение еще не заканчивалось. И долгий глубокий вздох сквозь кашель, а потом с трудом сказанные слова:

– Мне пора, меня там давно заждались, рад был познакомиться, – глубокое затухающее дыхание, а затем: – Адам, – и сообщение обрывается рваным кашлем.

Грегори отбросил трубку, будто чувствовал, что говорившего с ним больше нет в живых. Наплевав на последнюю волю умирающего и проигнорировав предсмертное послание, Грегори заключил, что Адам не должен этого слышать, пусть даже то – прощание верного друга, убивавшее последнюю надежду в человечество. Выбирая между честью Кельта, оставившего столь важное сообщение и шатким душевным равновесием старшего сына… Грегори ни в первой делать этот выбор. Он прослушал отрывок достаточное количество раз, чтобы выучить наизусть каждый хрип, издаваемый динамиком при очередном закашливании Кельта. Они отпечатались у него в подкорке. Ларссон старший, несмотря на свой возраст, абсолютно точно сможет воспроизвести этот монолог, если это когда-нибудь вдруг понадобится.

Как настоящий заботливый отец, Грегори готов был понести это знание, эту ношу в одиночку, лишь бы Адаму стало хоть немного от этого легче. Станет. Грегори это точно знал. Люди живут надеждами, и он не отберет у сына последнюю, оставит Адама в неведении, стирая с телефона сообщения под эхо кашля Ашера Эванса, стоявшее в голове. Единственное, чем Грегори мог теперь ему отплатить никак не измерялось деньгами. Со сжимавшимся сердцем, чистыми руками и холодной головой Грег поклялся себе защищать еще одного ребенка, которого теперь воспринимал не иначе как родного – дочь, которой у него никогда не было. Ведь если Ашер Эванс прав, то после такого удара он уже не встанет, и бред, что бомба не попадает дважды в одну воронку.