Гамбит. Конь без масти

Отпив из стакана, стоявшего на краю стола, мужчина достал из запертого ящика письменного стола самую нижнюю папку потрепанного вида, с размохрившимися краями листов, торчавших из нее, и подошел к камину с догоравшими углями.  Удобно устроившись в кресле с пыльными  документами на коленях и недопитым стаканом виски на подлокотнике, Грег начал последовательно доставать из папки листы, прочитывать их, а затем отправлять в камин.

«…неисправность тормозной системы (тормозного привода) автомобиля BMW 5 Series Sedan возникла вследствие утечки тормозной жидкости в рабочем цилиндре от повреждении нанесенных механическим путем…», – пробежав текст глазами, Грегори смял лист и забросил его в камин, где пожелтевшая от времени бумага моментально вспыхнула.

Пристально смотря на пляшущее пламя и отблески открытого огня, закашлявшись и промочив горло виски, он брался за следующий лист, методично повторяя каждое предыдущее действие перед тем, как распрощаться с ним.

«…концентрация алкоголя в крови Адама Г. Ларссона, управлявшего транспортным средством, на момент аварии составляла 0,6 промилле», – снова смяв и выбросив, стирал он из истории факты и переписывал ее заново.

Настал черед нескольких последних фалов, лежавших в самом конце папки в бумажном конверте мятного цвета с эмблемой частной клиники, выполненной с золотым теснением. Медкарта с именем «Пациент Ш. Ларссон» была с виду намного привлекательнее и приятнее, чем содержавшаяся внутри информация. Очередная семейная тайна, их очередное горе, от которых он оградил своих детей. Файл был датирован десятью годами ранее, бумага за годы немного истрепалась, но выглядела почти так же, как в тот день, когда попала в руки Грегори. Наверное, именно в тот день он и начал седеть.  Он долго думал, как сказать об этом сыну и его жене и не придумал ничего лучшего, как подменить анамнез на более щадящий, заплатив кому следовало, а настоящий сохранил у себя.

« …возникновение маточного кровотечения… инфицирование тканей… бесплодие второй степени», – этот файл был так себе чтивом на ночь, и Грег быстро избавился от листа бумаги в красивой папке и сделал большой глоток из стакана. Хотел ли он рассказать им правду? Нет. Зачем детям знать, что они не смогут исправить? Что принесет им еще больше боли и отберет надежду? Нет, так он с ними никогда бы не поступил, а теперь точно не поступит.

Отправив позорные страницы истории своей семьи в огонь, Грегори допивал виски и надеялся, что история не повторится, и он поступил абсолютно правильно, скрывая от всех правду. Порой нам всем приходится делать выбор между благими и истинными. Грегори Ларссон его сделал, и ему теперь с этим жить. Главное, чтобы выбор был сделан не зря.

Доброе утро, Нордэм!

Утро у всех и каждого начинается по-разному. У кого-то оно солнечное и безоблачное, у кого-то мрачное и хмурое. Порой оно сулит нам день полный свершений, а зачастую разочарований и неудач. У некоторых начало каждого дня смазывается в бесконечную череду беспросветных серых будней. Пожелание доброго утра не всегда совпадает с реальной действительностью, ведь недоброе утро бывает у каждого, неважно по какой причине: зубная паста на любимой пижаме, пробка на дороге, давка в метро или разлитый на документы утренний кофе. У детективов убойного отдела Нордэм-сити каждое утро было недобрым в принципе, но сегодня все их ожидания превзошли самих себя.

Хмурым нордэмским утром въехав через мост Первопоселенцев в северную часть города, детектив Брюс Беннет угодил в густую пелену из зависшего в воздухе смога, тумана и мелкой металлической пыли, быстро осевшей на капот и лобовое стекло его машины. Беннет в надежде избавиться от серой завесы перед глазами включил дворники, чем только усугубил ситуацию, размазывая намокшую грязь по стеклу. И, плюнув на все меры предосторожности, он продолжил ехать с измазанным лобовым стеклом, высматривая ямы на проезжей части Причала Металлистов с двойным вниманием.

Предположительно к обеду дымка над городом должна была развеяться, но ярче от этого местный пейзаж не сделается. Все как на черно-белой фотографии: мощеные серые улицы, заваленные мусором, обрывками газет и выцветших листовок, обглоданные и обваленные стены домов, мертвенно-бледные статуи горгулий, нависавшие с крыш пустующих зданий, выбитые и заколоченные досками окна каменных монументов, возведенных здесь во времена застройки, затеянной еще Соломоном Ларссоном.

Это был мир теней и полутонов. Место, где нет светлых пятен. Конец пути, где жизнь остановилась. Дух упадничества и разрухи витал в воздухе вместе с утренней или уже постоянной мглой, просачиваясь в машину сквозь щели запахами улиц, в которых смешались гарь паленой резины, вонь стухших и затхлых свалок, выбросы с доживавших свой век предприятий из прошлого века. Якорные цепи, натянутые вдоль пешеходной зоны Причала Металлистов, раскачивались на ветру и вот-вот грозили рассыпаться, упав на дорогу темно-бурыми змеями проржавевших звеньев, и держались все еще, как и все в старом городе, на честном слове.