Гамбит. Конь без масти

Контроль опасен. Он опьяняет, будоражит, подталкивает. И Адам не задумываясь, где он и с кем, идет в наступление, прижимает её спиной к борту кровати, лишив возможности пошевелиться. Давит с такой силой, что, казалось, её ребра захрустят и треснут, а в руках останется только черный песок. Язык скользнул в её рот, исследуя и подчиняя. Без апелляций, без возражений. Его победа без аннексий и контрибуций. Ее победа при полном поражении.

От, по меньшей мере, дикого, звериного поцелуя в голову девушки ударило убойной дозой коктейля из похоти, подкашивающей разум, и ужаса от ее осознания. «Почему я так реагируют на него, почему не могу оттолкнуть? Это не Лиам, этот человек – чудовище», – с последней надеждой отрезвляла она себя, а пальцы зарывались в светлые волосы, притягивая его голову ближе. Губы сами разомкнулись, пропуская внутрь чужой язык, проталкиваемый в горло и без ее на то разрешения. И отчего-то так сладко, так хорошо, и все кажется таким правильным. Таким, каким и должно было быть уже давно, а она еще и сопротивляется в собственных мыслях, по крохам собирая сомнения. Рациональное все дальше отходило на задний план. Желание подчиниться своему вожаку затмевало расчетливый и прагматичный ум, павшим в неравном бою с гормонами и разжигаемом ими желанием.

Адам же первый внял голосу разума и отстранился от нее, глубоко дыша, и смотрел взглядом полным… Эванс не поверила глазам. Токсичное море затапливало ее желанием и похотью. Накрывало волной, да так, что не всплыть. Кипело белой пеной, облепляя мысли, и просачивалось сквозь черные остовы острых скал, оголяя спрятанные под толщей токсичных вод мысли, чувства, желания. Она провела подушечками пальцев по щеке с жесткой отросшей щетиной, коловшей ее кожу, и не смогла не отметить, насколько же они с Ли похожи внешне. Ровно настолько, насколько были разными по сути. Сходство было поразительным, особенно сейчас – в темноте комнаты при слабом свете. И теперь она уже сама потянулась к нему за поцелуем, так до конца не понимая, кого в итоге из них двоих бы выбрала.

Робко целуя в ответ, боясь, что все, что он сделал до этого, было секундным порывом или его очередной злой шуткой, коснулась пересохшими губами его губ, и он не оттолкнул. Застыл подобно мраморной статуе, как и присуще божеству, и сам боролся с нахлынувшими эмоциями, пытаясь взять их под контроль. Под полный контроль. В замешательстве, в смятении, в ужасе от бессилия.

«Какого хера я творю? Это же Эванс… Серая мышь младшего брата!» – возмущенно думал он про себя, отметая уже нестерпимое желание прижать ее к кровати и трахать, с намерением послать куда подальше девчонку без рода и племени, посмевшую думать, что она может быть ему интересна, втянувшую его в столь сладкий на вкус поцелуй с солоноватым привкусом крови из треснутых и укушенных губ кого-то из них.

Его замешательство – ее секундная передышка, и не воспользоваться ей нельзя. Для него, для нее, для них. И Эванс воспользовалась. Высвободила руки из стальной хватки, положила на широкую грудь мужчины и провела по ней к плечам, успокаивая и унимая эту никому не нужную волну дремавших годами в анабиозе и проснувшихся чувств. Сжала окаменевшие под ее пальцами мышцы. Едва касаясь его губ своими, осторожно скользнула между ними языком. Проверяла, насколько же стойкая его воля, принципы и насколько правдив был его блеф. Напор, с которым Адам ответил, смел все сомнения в головах обоих вместе с установленными ими много лет назад границами.

– Я хочу тебя, сейчас, – скомандовал Адам тоном, нетерпящим возражений, едва оторвавшись от нее.

Голос прозвучал резко, грубо, на грани срыва на звериный рык. В глазах бушует медное пламя, пляшут чертовы бесы в предсмертном танце разума. Прозвучало столь же неожиданно для нее, как и для него самого. Горькое признание, в чем он под присягой бы не сознался, а сейчас говорит это ей в лицо, не боясь пойти на поводу ее блефа и провокации, которых как не было, так и нет.

Эванс отстранилась от него и посмотрела в зеленые отблески агонии его рассудка, вспышками мерцавшие в глазах, и без лишних слов поняла, что грызло его изнутри сейчас. Съедало до основания, мучило и скоблило душу. Сам факт, что он хотел ее, был для него унизительным. «Да, ты не Лиам. Ты мистер Долбанное Совершенно, Сир Безупречный Адам, мать его, Ларссон!» – напомнила она себе, кто сейчас перед ней, глядя на почти озверевшего от похоти и гнева на самого себя мужчину.

– В таком случае, мне лучше уйти, чтобы вы не сделали того, о чем пожалеете, сэр, – с принятием того, что вбила себе в голову уже давно, отвечает она.

Эванс отвела взгляд от бесновавшихся зеленых всполохов горящей меди и на медленно начала подниматься на затекших от долгого сидения ногах.