Гамбит. Конь без масти

– Время просыпаться, – ее голос стал тише, и реальность постепенно брала верх над грезами.

Адам уже почти не различал ее голоса среди угасавших вместе с дремой образами. Лик жены растворялся в уходившем сне, а в настоящем ее рядом не было. Только по прошествии нескольких минут, Адам понял, что уже давно один, и поэтому ему холодно. Положил руку на пустующую часть кровати, провел ею по простыням к подушке, наткнулся на мягкую шерсть кота, свернувшегося калачиком неподалеку от хозяина. И больше никого. Только кот.

Гектор лениво поднял морду, стоило хозяйской руке почесать его голову за ушами, и поднялся на лапы, подходя ближе к Адаму и громко урча. Прохладный на ощупь кошачий нос уткнулся в щеку, нюхая не в меру долго, с подозрением, щекоча длинными усами кожу лица даже через пробившуюся трехдневную щетину. Кот перестал урчать, но не отходил, обнюхивая хозяина. Перебирая лапами на постели, встал ровно над его головой и не двигался с места.

– Вот только ты меня не осуждай, – Адам начал торговаться с котом и с совестью, открыв глаза и увидев над собой черные пуговицы зрачков Мейн-куна, пристально следившие за каждым движением Ларссона.

Адаму показалось, что даже кот смотрит на него с неким осуждением. Долго, пристально изучающее. Пушистый надзиратель обнял лапы хвостом и никуда не собирался уходить, словно ожидал от хозяина объяснений за поведение накануне.

– Гектор, – устало позвал его Адам. – Мышь, – и схватив попавшийся под руку клочок светлой материи, который оказался женским бельем, бросил его куда-то за пределы кровати.

Мощные лапы кота вмиг сорвались с места, и животное с его тяжелым осуждающим взглядом исчезло из поля зрения Адама, ища исчезнувшую и воображаемую мышь. Прямо как Адам, еще недавно шаривший рукой по кровати. «Уж лучше воображаемая, чем настоящая», – подумал он, спуская босые ноги на холодный пол и тут же приземляясь на несколько оторванных мелких пуговиц.

– Дерьмо, – сокрушаясь, выдал Адам и осмотрелся.

Он проснулся в комнате Лиама на постели, застеленной ублюдско-пошлым красным бельем, состояние которого не оставляло сомнений, чем недавно здесь занимались. Адам закрыл лицо ладонями и зажмурил глаза в надежде, что еще не до конца проснулся, что сейчас разомкнет веки и окажется в своей спальне, но свет из окон так и оставался с другой стороны постели, а пуговицы сильнее впивались в стопы.

– Как так-то? – спрашивал он себя, запустив пальцы в волосы, в которых уже начинала появляться седина, благо, что у блондинов это не сильно заметно.

Так паршиво он себя уже давно не чувствовал. Надо отдать мыши, исчезнувшей отсюда под утро, должное. Избавила их обоих от неловкого общения, а учитывая реакцию Адама на нее и без одежды, еще и от возможного продолжения. В ней он был уверен, стояла бы насмерть, а вот в себе уже сомневался. Отлипая мелкие пуговицы от стоп Адам лениво поплелся в душ, ночью до которого сил дойти попросту не осталось. Зато осталась приятная ломота и отвратительная в своем присутствии расслабленность.

– Дерьмо, – опять выругался он, когда душ окатил его потоком кипятка, чем и окончательно разбудил.

Перспектива расхаживать по дому в одном полотенце его тоже не обрадовала, но все одежда Лиама оказалась ему мала, поэтому так и пришлось плестись в свою комнату, чтобы принять человеческий облик, хотя и в полотенце он смотрелся вполне себе эффектно. Жаль, оценить было некому. Главный ценитель дезертировал с поля боя, оставив на месте преступления все составляющие своего обмундирования вплоть до мелких мерзких пуговиц и теперь уже разодранного Гектором белья. От картинок, подкинутых воображением, в которых мышь расхаживает по дому, в чем мать Шарлотта ее родила, стало еще хуже, и раздражение от приятного и тянущего чувства внизу живота достигло пика.

– Гектор, бля! – прикрикнул Адам, когда кот едва не снес его с ног и забежал на кухню быстрее Адама.

Ларссон не раз становился свидетелем, как кот так сбивал Эванс с ног, и она падала прямо в дверном проеме, громко матерясь под хохот Лиама. Познания в ненормативной лексике у мерзавки были неисчерпаемые, но при боссе она старалась всегда фильтровать свою лексику. От воспоминаний о радостном и задиристом смехе брата на душе заскребли кошки, а один из их представителей бегал вокруг ног и громко орал, чего-то требуя. Утро казалось настолько обычным, что Адам уже видел, как зайдет на кухню, Лиам будет допивать кофе и теребить телефон, Эванс скакать вокруг него, поторапливая и причитая, что он долго собирается, а затем впихнет портфель с документами прямо в руку только что освободившуюся от кружки.

– Время, время, время! Лиам, нам еще по пробкам ехать! – воспоминания невольно пробуждались внутри головы Адама и торопили его младшего брата голосом мерзавки.

– Я еще кофе не допил! – как всегда возмущался Лиам, отнимая у мерзавки кружку, и держал ее над головой низкорослой девчонки.

– Нам еще ехать! – вопила она и прыгала за кружкой на вытянутой руке Ларссона и, конечно же, ни черта не могла ее достать.