Ганзейцы. Савонарола

Ей не стоило особенного труда вызвать принца на откровенность в интимном разговоре и заставить его сознаться в любви к Катарине Карнаро. Она вскоре убедилась из его слов, что приобретение острова Кипра не имеет для него особенного значения и что его помыслы исключительно направлены на обладание прекрасной женщиной. Клара, несмотря на своё честолюбие и гордость, всегда была верной и любящей женой; поэтому она приняла искреннее участие в горе принца и посоветовала ему во что бы то ни стало добиться руки бывшей кипрской королевы, если её чувства не изменились к нему. В душе принца Федериго происходила тяжёлая борьба. Его отечество было в опасности; сам он был послан в Венецию с дипломатическим поручением, между тем сердце неудержимо побуждало его отважиться на опасное предприятие. Природа тем сильнее заявляла свои права, что молодой принц вообще не чувствовал склонности к государственным делам и более чем когда-либо был поглощён своей неизменной любовью, выдержавшей несколько лет разлуки.

В то время как во Флоренции суровый доминиканский монах воспользовался временем карнавала, чтобы наглядно убедить народ в правоте своего учения, в роскошной Венеции всё шло по-старому. На праздник карнавала собралось множество лиц, которые по своему положению и образу жизни были действительными представителями эпохи и того зла, против которого боролся Савонарола. Катарина Карнаро, богато разукрашенная жертва торгово-политического расчёта, томилась с пятнадцати лет в позолоченных оковах; принц Федериго был сын узурпатора и должен был убедиться на своём горьком опыте, что для последнего ничего не существовало, кроме его честолюбивых стремлений. Оба были одинаково достойны сожаления и страдали из-за других, между тем как члены дома Медичи искупали свои собственные грехи. Всевозможные страсти скрывались под личиной равнодушия и светской любезности, и даже среди невинных, по-видимому, разговоров строились различные планы и интриги.

На блестящем маскараде, устроенном дожем Венеции, появился греческий певец с лютней в руках. Ни один из присутствующих не догадался, кто он, даже и тогда, когда он вступил в оживлённый разговор с женской маской в красивом костюме кипрской крестьянки, в которой все узнали Катарину Карнаро по роскошным белокурым волосам.

Вскоре после карнавала Пьетро Медичи сделал попытку снова утвердиться во Флоренции. Республика Венеция купила часть его картинной галереи, так что у него не было недостатка в деньгах; Орсини собрали для него значительное войско; флорентийская синьория обещала своё содействие. Но враги дома Медичи заперли городские ворота и выставили пушки; члены синьории вынуждены были удалиться, и был создан совет из противников Пьетро Медичи, который должен был отступить от городских ворот и вернуться в Сиену.

Приверженцы Савонаролы носили прозвище «пианьони»; сторонники Медичи назывались «паллески» соответственно гербу дома Медичи, на котором были изображены пять пуль (palle). Третья партия, «арабиаты», действовала всего энергичнее; она не поддерживала ни Медичи, ни Савонаролу и стремилась к восстановлению независимой республики. Партия пианьони стояла теперь во главе правления, но Савонарола знал, что враги его неуязвимы, пока не будет отстранён папа Александр VI. Ввиду этого он обратился с энергичными воззваниями к наиболее могущественным христианским государям: немецкому императору, королям Англии, Испании и Франции — и, ссылаясь на дурную репутацию и развратный образ жизни Борджиа, доказывал необходимость церковной реформы. Вместе с тем он настойчиво требовал, чтобы был созван собор, который бы предал суду папу Александра и отрешил его от должности.

Одно из этих посланий, обращённое к французскому королю Карлу VIII, попало в руки миланского герцога Лодовико Моро, который передал его папе.

Созыв собора был всего опаснее для папской власти, поэтому для предупреждения этого в Риме решено было принять немедленно строгие меры против настоятеля Сан-Марко.

Впрочем, и в самой Флоренции у Савонаролы было не мало врагов. Его ненавидела большая часть молодёжи, которая во время его сурового правления должна была отказаться от всяких удовольствий. Равным образом против него были и юные члены совета, обязанные ему своим возвышением, на преданность которых он всего больше рассчитывал. В первое время они молча переносили перемену всех общественных условий и, по-видимому, мирились с добровольным отречением от весёлой жизни, которая до этого господствовала во Флоренции. Но теперь, когда они сделались влиятельными и могущественными людьми и не нуждались больше в поддержке Савонаролы, они открыто перешли на сторону его противников арабиатов, что мало помалу изменило положение дел во Флоренции.