Гардемарины, вперед!

О чем просить совета у Лестока? При дворе сплетничают, что лейб-медик потерял былую власть над государыней, но ум, прозорливость и интуицию он не мог потерять. Прежде всего Луиджи спросит у него: уместно ли сейчас везти великой княгине драгоценности? Да, ему ведомо, что великая княгиня чем-то прогневала государыню, но ведь драгоценности надобны царским особам при любом состоянии дел в государстве. А ну как их величество спросит потом у Луиджи: отвез драгоценности их высочеству? А он что ответит? Мол, нет, не отвез, подумав, что их высочеству в ссылке сподручнее без брильянтов. Да пристало ли об этом думать скромному ювелиру? Получил заказ — выполняй! Этот лозунг еще никогда не подводил Луиджи.

Ювелир так разнервничался, что чуть не упал в воду с подвесного моста. Цепи угрожающе скрипели, у русских нет обычая регулярно смазывать маслом металлические части. Господи, сколько лет он живет в этом великом государстве и все никак не может привыкнуть к их беспечности!

Ну хорошо… Положим, мудрый Лесток скажет: «Вези убор. Царские особы потом сами разберутся, а ты чист». Но как быть с просьбой Марии? Дочь умеет уговаривать, в этом ей не было равных.

К особняку Лестока он вышел в сумерках, но что такое сумерки в Петербурге в середине мая! В Венеции в этот час сияют звезды, а небо такое низкое — рукой достанешь, а здесь… весь город словно вуалью покрыт, фонари на улицах не горят, а все видно.

— Но красиво… очень, — сказал он вслух неожиданно для себя и остановился, не доходя до узорной калитки.

Такой длинный путь, а так и не смог собрать в кулак разбредающиеся мысли. Теперь придумывай, беспечный ювелир, как объяснить Лестоку необходимость взять с собой переодетую женщину. А может, сказать все как есть? Может, Лесток лучше великой княгини сможет объяснить суть вещей? Но Вера Константиновна всеми святыми заклинала не разглашать никому тайны несчастного юноши. Что угодно, но он не вправе обмануть эту прекрасную женщину. Так ничего и не решив, Луиджи взялся за дверной молоток.

Лакей проводил ювелира к секретарю Шавюзо. Ах, какая жалость, господин Луиджи, господина Лестока нет дома. Нет, ждать его не имеет смысла. Он вызван к государыне в Петергоф. Но если господин Луиджи на словах передаст свою просьбу, то она непременно будет передана их сиятельству.

— Нет, ничего не надо передавать, — поторопился Луиджи. — Я приеду завтра в Царское Село, везу их высочеству работу. Прелестное ожерелье, знаете ли… И серьги…

— Брильянты?

— С агатами. — Луиджи кивнул и повернулся к двери.

В соседней комнате раздался неясный шум. Показалось ли Луиджи, или секретарь вправду хотел его задержать? И почему он так внимательно вслушивается в то, что происходит за стеной? Это их дело. Луиджи решительно спустился по лестнице. Даже если Лесток дома, но не расположен принимать ювелира, он имеет на это право.

Луиджи был уже в палисаднике, когда Шавюзо выскочил на крыльцо. Можно было предположить, что тот желает вернуть ювелира в дом, однако взгляд секретаря был устремлен на большую кривобокую карету с подслеповатыми, тесными окошками, которая остановилась у калитки. Желтые, как у извозчичьих пролеток, колеса ее уже стояли неподвижно на мостовой, а черный, обшарпанный кузов все еще продолжал мелко трястись, скрипеть и охать, словно пытаясь прийти в себя после долгой и быстрой езды. Наконец дверца ее отворилась, кучер спустил подножку, и на нее стала узкая женская ножка в фасонном башмачке. Луиджи поднял глаза и удивленно присвистнул — мамзель Крюшо собственной персоной: фиолетовое короткое пальто наброшено на плечи, шляпка с независимо торчащим крылом куропатки, одна мушка на щеке, другая на шее и, несмотря на прохладную погоду, открытый лиф с почти обнаженными, желтоватыми, как спелые дыни, грудями. Дама была давней клиенткой Луиджи, хотя и тайной.

— Фантастические дела, — сказал себе ювелир. — И такую дамочку Шавюзо выходит встречать в белые сумерки?! Кто из них и когда ездил в подобный особняк? Интересно, знает ли об этом Лесток? Вряд ли он одобрил бы подобную неразборчивость племянника…

Луиджи оглянулся на секретаря и увидел, что тот удивлен не менее, чем торопящийся гость. Ничуть не смущаясь, игриво приплясывая, мамзель Крюшо поднялась по ступенькам крыльца. Лиловые кружева на подоле полоскались у легких ножек, на оттопыренной руке раскачивалась обшитая гарусом сумка.

— Мне нужен хозяин, — бросила она неожиданно низким, словно простуженным голосом.

Шавюзо испуганно отступил назад, дверь за ним захлопнулась. Флегматичный кучер сидел на козлах неподвижно, как истукан, шапка сползла ему на глаза, он готов был сидеть здесь вечно.

Луиджи обошел карету со всех сторон, перешел на другую сторону улицы и неторопливо направился домой, но не успел он завернуть за угол, как услышал щелканье кнута и шум трогающейся кареты.