Гардемарины, вперед!

Александр должен был отвезти очередное послание канцлера, в котором тот призывал экс-фельдмаршала, уповая на высшую справедливость, сохранить здоровье, дух и веру, поскольку их величество милосердна и милостива, словом, взяв самый высокий и торжественный тон, испещрил бумагу самыми пустыми словами. Письмо было написано для отвода глаз, главное задание не доверили бумаге: Белов должен был устно выяснить у их высокопревосходительства, где письмо их высочества, написанное перед Гросс-Егерсдорфской баталией. Должен был он также узнать у Апраксина, написал ли тот ответ на оное послание великой княгини. Александр был совершенно уверен, что задание это секретно, и был весьма удивлен, когда узнал, что о его отъезде в армию знает Понятовский. Более того, очаровательный поляк в самых лестных выражениях сообщил, что великая княгиня хотела бы увидеть Белова перед отъездом. Это было полной неожиданностью для Александра. Или хозяйка молодого двора решила вдруг приблизить его к своему кружку? Нет… маловероятно. «Я ей нужен по делу», — подумал Белов.

Встреча произошла в обстановке, очень похожей на предыдущую, казалось, в комнате все еще слышались отзвуки тех разговоров и того смеха, только гостиная была не китайскою, а римскою, посему на каминной полке стояли часы с подобающими бронзовыми воинами в гривастых шлемах, такие же шлемы слагали незамысловатый гипсовый узор на потолке и повторялись в рисунках черных лакированных амфор на полке. У одной из амфор была отбита ручка, не сейчас, а лет эдак тысячи три назад.

Гостиная как-то незаметно наполнилась людьми. Настроение у всех было самое веселое. Великая княгиня сидела у камина, кресло скрывало ее полноту. Понятовский стоял подле, изогнувшись картинно.

Шутки, смех, простая еда: вареная говядина с солеными огурцами, холодный телячий язык, потом чай с засахаренными орехами и моченым изюмом… поели, попили. И вдруг — никого, словно испарились, только чьи-то тени задержались на стенах. В гостиной остались Екатерина, Понятовский и Белов. Весь вечер великая княгиня держала себя очень мило, и если Александр задерживал на ней взгляд чуть дольше секунды, то сразу получал ответный, очень доброжелательный, дружеский, вопросительный, мол, чего еще угодно моему гостю? Белов только улыбался разнеженно, кажется, он был очарован. А сейчас, когда остались втроем, он понял, что только ради этой минуты и позван.

— У меня к вам просьба, Александр Федорович — начала негромко Екатерина.

— Задание? — Голос его прозвучал почти восторженно, само собой получилось, Белову нравилась великая княгиня.

— Задание? Ни в коем случае. Задание — это когда непременно надо исполнять, потом докладывать. Это как-то по-военному. А у меня просьба.

— Но и просьбу надобно исполнить и о ней доложить.

— Да, но не щелкать каблуками, не таращить глаза, но шепотом… И за неисполнение этой просьбы никто не будет наказан.

— Тем необходимее мне следовать во всем желанию вашего высочества… — И подумал: «Господи, когда же она о деле-то начнет?..»

— Я буду откровенна, — сказала Екатерина таким тоном, словно это не само собой разумелось при подобном разговоре, а являлось милостью, — на правах дружбы. — И добавила: — Я знаю, что вы едете в Нарву.

— Я еду в армию, — поправил Александр.

— Но ведь вы увидите Апраксина. Фельдмаршал мой старый друг. Мы переписывались… раньше. Все эти записки мало меня волнуют, но одно мое письмо… Я не хотела, чтобы оно попало в чужие руки. Понимаете?

— Как не понять. — И подумал: «Да она слово в слово повторяет приказ Бестужева!»

— Я послала это письмо с князем Репнинским. — Екатерина вдруг страшно взволновалась. — Запомните эту фамилию. Князь Репнинский погиб в битве при Гросс-Егерсдорфе. А сейчас я хочу знать — получил ли его фельдмаршал и где оно теперь. — Великая княгиня сделала над собой усилие и добавила твердо: — Я просила Апраксина выслать мое письмо назад вместе с ответом.

— Насколько я понимаю, о нашем разговоре не надо ставить в известность канцлера?

Она вдруг кокетливо улыбнулась:

— А это идет вразрез с вашими моральными принципами?

— Ни боже мой… Только параллельно моим принципам. Но я должен знать и понимать.

— Судя по вашему вопросу, вы все поняли, и поняли правильно. Однако, если об этом узнает Бестужев, большой беды не будет. Просто я не хочу отягощать канцлера моими заботами. У Алексея Петровича своих через край…

Нарва

Место, обильно политое кровью. Кто не знает этой песни: «Мы похоронены где-то под Нарвой, под Нарвой… (и еще раз!) под Нарвой…» Однако после любой баталии или целой войны город этот возрождался почти молниеносно, поражая неспешных русских, что испокон веков жили на левом берегу, чистотой улиц, добротностью только что отстроенных домов, аккуратностью бордюрного камня на площади и густотой травы на газонах. Стремительная речка Нарова делит город на Нарву — его ингерманландскую часть (левый берег) и Ивангород с русской крепостью и православными церквями.