Гарри Поттер и философский камень

— Ну, вот и ещё один год позади! — радостно объявил Дамблдор. — Прошу меня извинить, я слегка обеспокою ваши уши стариковской болтовнёй, прежде чем мы все порадуем свои рты изысканным ужином. Что за год нам выдался! Надеюсь, что головы у вас за это время кое-чем наполнились… Теперь у вас в запасе целое лето, за которое вы, несомненно, снова приведёте их в прежнее блаженно-пустое состояние, и будете таким образом готовы к следующему учебному году… Так, насколько я понимаю, тут имеется кубок, который положено вручить. Очки распределились следующим образом: на четвёртом месте — Грифиндор, триста двенадцать очков; на третьем — Хафлпаф, триста пятьдесят два; Равенкло набрал четыреста двадцать шесть, и, наконец, Слизерин — четыреста семьдесят два.

Со стороны Слизеринского стола раздались одобрительные крики и топот ног. Гарри смотрел, как Драко Малфой колотит по столу своим кубком. Зрелище было тошнотворное.

— Да, Слизерин выступил превосходно, — сказал Дамблдор. — Однако мы должны принять во внимание недавние события.

В зале воцарилась абсолютная тишина. Ухмылки на лицах Слизеринов слегка поблекли.

— Хм, — сказал Дамблдор. — На мне лежит обязанность раздать некоторое количество очков, которые были решены в последнюю минуту. Куда они тут запропастились… Ага, вот. Итак… Во-первых, господин Рональд Уизли…

Рон не просто покраснел — лицо его приобрело пунцовый оттенок. Он стал похож на обгоревший на солнце редис.

— … за самую блестящую партию в шахматы, которую Хогвартсу довелось видеть за много лет, я награждаю Грифиндорский колледж пятьюдесятью очками.

Радостные крики Грифиндора ударили в зачарованный потолок, отчего он, казалось, словно приподнялся, а звёзды на нём задрожали. Перси гордо объяснял остальным префектам:

— Это мой брат! Самый младший! Обыграл гигантские фигуры, которые Макгонагелл заколдовала!

Снова наступила тишина.

— Далее — мисс Гермиона Грейнджер. За бесстрашное применение холодной логики меж двумя огнями, я награждаю Грифиндорский колледж пятьюдесятью очками.

Гермиона уткнулась лицом в ладони. У Гарри было серьёзное подозрение, что она расплакалась. За столом Грифиндора началось ликование — сто очков!

— Господин Поттер, — сказал Дамблдор. Все замерли. — За неизменное присутствие духа и исключительную храбрость, я награждаю Грифиндорский колледж шестьюдесятью очками.

Поднялся оглушающий переполох. Те, у кого было в порядке с математикой, надрывались до хрипоты, стараясь перекричать друг друга и сообщить, что у Грифиндора, как и у Слизерина, было теперь ровно четыреста семьдесят два очка. Они сравнялись, в соревновании за кубок была ничья. Ну что Дамблдору стоило накинуть Гарри ещё хотя бы одно очко!

Дамблдор поднял руку ладонью вперёд. Крики постепенно стихли.

— Смелость бывает разная, — сказал Дамблдор, улыбаясь. — Чтобы встать навстречу нашим врагам, несомненно, храбрость требуется немалая. Однако ничуть не менее смел тот, кто решается противостоять своим друзьям. А посему, я награждаю десятью очками господина Невиля Лонгботтома.

Если бы за окнами Большого зала в этот момент кто-нибудь находился, то у него не было бы никакого сомнения, что внутри что-то взорвалось — таким невероятным шумом встретили это объявление за столом Грифиндора. Гарри, Рон и Гермиона вскочили и кричали от радости вместе со всеми. Невиль, бледный от волнения, исчез под грудой учеников, желающих его обнять и поздравить. За весь год он не принёс Грифиндору ни единого очка. Гарри, продолжая радостно вопить, толкнул Рона в бок и указал на Малфоя. Тот выглядел более оглушённым, чем если бы кто-нибудь применил к нему телотвердение.

— А это означает, — объявил Дамблдор, перекрывая овации (даже Хафлпаф и Равенкло праздновали падение Слизерина), — что нам пора слегка сменить обстановку.

Он хлопнул в ладоши. Сейчас же зелёные ленты сменились алыми, а серебро обратилось в золото. Громадный Слизеринский змей исчез; вместо него теперь возвышался царственный лев Грифиндора. Снейп, с жуткой, вымученной улыбкой на лице пожимал руку профессору Макгонагелл. Он встретился взглядом с Гарри, и Гарри в ту же секунду понял, что те чувства, которые питал к нему Снейп, не изменились ни на йоту. Но Гарри это не огорчило. Ему казалось, что в следующем году жизнь его будет снова радостной, всё придёт в норму — настолько, насколько это вообще в Хогвартсе возможно.

Это был самый счастливый вечер в его жизни. Так хорошо ему ещё никогда не было — ни после победы в квиддич, ни во время рождественских каникул, ни когда они одолели горного тролля… Этот вечер он будет помнить всегда.