— ГАРРИ! Рон, он уже здесь, Гарри здесь! Мы не слышали, как вы вошли! О-о, как ты? Ты нормально? Ты очень злишься? Знаю, что очень, мы писали такие
— Гермиона, он же задохнётся, — сказал Рон, широко улыбаясь и притворяя дверь. За прошедший месяц Рон подрос минимум на несколько дюймов и стал ещё больше похож на каланчу. А вот длинный нос, ярко-рыжие волосы и веснушки остались прежними.
Сияющая Гермиона отпустила Гарри, но, не успела она произнести ещё хоть слово, раздался громкий шорох крыльев, и нечто снежно-белое, слетев со шкафа, мягко опустилось ему на плечо.
— Хедвига!
Белая сова защёлкала клювом и принялась нежно щипать хозяина за ухо. Гарри ласково гладил её перья.
— Она нам тут такие сцены закатывала, — сообщил Рон. — Когда принесла твои последние письма, чуть до смерти не заклевала, вот смотри...
Он продемонстрировал Гарри палец с поджившей, но очень глубокой раной.
— Какая неприятность, — процедил Гарри. — Уж прости — но мне, знаешь ли, нужен был ответ.
— Мы очень хотели написать, честно, — сказал Рон. — Гермиона уже на стенку лезла, говорила, что ты натворишь глупостей, если и дальше не будешь получать известий, но Думбльдор...
— ...взял с вас клятву не говорить, — закончил за него Гарри. — Я понял.
Теплота, что разлилась в груди, едва он увидел лучших друзей, вдруг исчезла, уступив место ледяной ярости. Он столько времени мечтал с ними встретиться, а теперь... Пожалуй, он даже хотел бы, чтоб они ушли и оставили его в покое.
Повисло напряжённое молчание. Гарри ни на кого не глядя машинально перебирал перья Хедвиги.
— Но он думал, так будет лучше, — почти неслышно пролепетала Гермиона. — В смысле Думбльдор.
— Ага, — сказал Гарри. На её руках он без капли сочувствия тоже заметил следы клюва Хедвиги.
— По-моему, он считает, что у муглов безопаснее... — начал Рон.
— Да что ты? — Гарри поднял брови. — А на кого-нибудь из
— Нет, но... поэтому он и приставил к тебе людей из Ордена...
Внутренности Гарри ухнули вниз, будто он, спускаясь по лестнице, нечаянно пропустил ступеньку. Значит, все знали, что за ним следят, — кроме него самого.
— Не очень-то помогло, — сказал он, изо всех сил стараясь не раскричаться. — Мне пришлось самому о себе позаботиться, а?
— Он жутко рассердился. — произнесла Гермиона в благоговейном ужасе. — Думбльдор. Мы сами видели. Когда узнал, что Мундугнус ушёл с дежурства до конца смены. Это было что-то страшное.
— А я рад, что Мундугнус ушёл, — холодно отозвался Гарри. — А то мне не пришлось бы колдовать, и Думбльдор, наверно, так и продержал бы меня на Бирючинной до конца лета.
— А ты... не боишься дисциплинарного слушания? — тихо спросила Гермиона.
— Нет, — с вызовом солгал Гарри.
Со счастливой Хедвигой на плече он отошёл от Рона с Гермионой и осмотрелся. Увы, эта комната едва ли могла поднять настроение. Здесь было темно и сыро. Облупившиеся стены украшал лишь большой кусок пустого холста в резной раме. Гарри прошёл мимо, и ему показалось, что в невидимых глубинах картины противно захихикали.
— И почему же Думбльдору так хотелось, чтоб я ничего не знал? — спросил Гарри, всё ещё стараясь, чтобы голос звучал как обычно. — Вы... э-э... не потрудились поинтересоваться?
Он поднял глаза и успел заметить взгляды, которыми обменялись Рон с Гермионой. Эти взгляды означали, что он ведёт себя именно так, как они и боялись. От чего ему не стало легче.
— Мы говорили Думбльдору, что хотим тебе всё рассказать, — ответил Рон. — Честно. Но он сейчас так занят. Мы и видели-то его здесь всего два раза, и то у него не было на нас времени, он только заставил нас поклясться, что мы тебе ничего важного писать не будем, на случай, если сов перехватят.
— Вот только не рассказывайте, что, кроме сов, у него не было другого способа со мной связаться, — отрезал Гарри. — Захотел бы — обошёлся бы и без них.
Глянув на Рона, Гермиона сказала:
— Я тоже об этом думала. Но он не хотел, чтобы ты знал
— Может, он мне не доверяет, — бросил Гарри, наблюдая за их лицами.
— Ты что, сдурел? — растерялся Рон.
— Или думает, что я не способен о себе позаботиться.
— Ничего такого он не думает! — вскричала Гермиона.
— А почему же тогда вы во всём участвуете, а я сижу у Дурслеев? — сбивчиво заговорил Гарри, с каждым словом повышая голос. — Почему вам можно знать всё, а мне нет?
— Ничего нам нельзя! — перебил его Рон. — Мама и близко не подпускала нас к собраниям, говорит, мы ещё малень...
Но Гарри, не помня себя, заорал: