Где-то во Франции

Лилли посмотрела на часы. Без двадцати пяти одиннадцать. Если она хочет успеть на поезд до Сент-Омера, ей пора выходить.

– Кто-нибудь из вас не мог бы меня подвезти до станции?

– Я тебя подвезу, – сказала Констанс. – У меня будет еще десять минут, чтобы тебя отговорить.

Не успели четыре женщины выйти из палатки, как Бриджет хлопнула себя по лбу и потрясенно вскрикнула.

– Прошу у всех прощения. Я на минутку. Идите без меня.

Бриджет вернулась к ним через минуту или две. Лилли показалось, что ее подруга похожа на козу, побывавшую в огороде. Что же было у нее на уме?

– Лилли, – прошептала Бриджет, – у меня есть кой-что для тебя.

– Да? Что же это?

– Не так громко. Я не хочу, чтобы остальные слышали. Остановись-ка здесь, я тебе его дам.

Бриджет дождалась, когда Анни и Констанс отойдут подальше, потом передала Лилли жестяную коробочку размером с игральную карту. На коробочке не было никаких обозначений, и она оказалась на удивление легкой.

– Что это? – спросила заинтригованная Лилли.

– Кое-что такое, что может тебе понадобиться, – сообщила Бриджет. – На всякий случай.

– О чем это ты?

– Это тебе для защиты. Не волнуйся. Капитан Фрейзер будет знать, что с этим делать.

– Ты яснее не можешь сказать? – пробормотала Лилли, чувствуя, как в ней нарастает раздражение. Если она опоздает на утренний поезд до Сент-Омера, то начать свое путешествие сможет только много часов спустя. – Я правда не понимаю, что ты имеешь в виду.

Бриджет, прежде чем ответить, посмотрела в одну сторону, в другую – явно чтобы убедиться, что никто их не услышит.

– Ты слышала что-нибудь про французское средство?

Кровь прихлынула к лицу Лилли. Она слышала и имела об этом весьма туманное представление, но этого вполне хватало, чтобы ее потрясти.

– Послушай меня, Лилли. Ты, возможно, найдешь капитана Фрейзера и скажешь ему про своего брата, он тебя поблагодарит, и вы пойдете каждый своей дорогой. Но возможно, что вы останетесь вместе. И я только говорю тебе, что к этому нужно быть готовой.

– Я… я правда считаю, что в этом нет необходимости.

– Может, ты и права. А если ты права, то об этом никто не узнает. Но если окажется, что права я, то я думаю, ты порадуешься, что у тебя есть эта маленькая коробочка.

В первые несколько часов ее путешествия, хотя она и пыталась изо всех сил выкинуть это из головы, присутствие маленькой жестяной коробочки в ее саквояже выводило ее из равновесия. Что, если произойдет какой-то несчастный случай, и эту коробочку найдут в ее саквояже? Что, если о ней каким-то образом узнает Робби? Одна только эта мысль ужаснула ее.

В Сент-Омере она села на поезд до Амьена. Поезд прибыл по расписанию, что позволило ей посетить туалет и купить еду. Не ахти какой ланч – одна тартинка с черствым хлебом и с тоненьким слоем масла с чашкой очень крепкого кофе, но даже это немного улучшило ей настроение.

Путь из Амьена до Парижа занял более двух часов, поезд останавливался почти на каждом перекрестке, у каждой проселочной дороги. Они прибыли на Гар-дю-Нор в начале пятого, и, хотя солнце уже начало клониться к горизонту, она решила пройти две мили до Вандомской площади пешком. Она давно не была в Париже и теперь решила, что с удовольствием пройдется по нему до захода солнца. Кроме того, это даст ей возможность собраться с мыслями перед встречей с Робби.

Она подошла к газетному киоску в зале прибытия, чтобы навести справки, и увидела, что у продавца есть маленькие сложенные карты центрального района. Она бывала в Париже, но всегда с матерью, их всегда возили с места на место, и теперь ей, чтобы сориентироваться, требовалась помощь. Карта стоила всего пятьдесят сантимов, она купила одну, уселась на скамейку неподалеку, поставив саквояж себе под колени. Путь до отеля был достаточно прямой: с рю де-Моберж на рю Лафайет, налево на рю Алеви, потом пересечь площадь де-л’Опера де рю де-ла-Пэ, которая выводила прямо на Вандомскую площадь.

Повсюду она видела признаки войны, они не особенно бросались в глаза, но все равно присутствовали. Большинство витрин, мимо которых она проходила, были пусты или же демонстрировали мрачные предметы траура. В некоторых она видела патриотические плакаты, такие решительные, лишенные эмоций и серьезные, что Лилли пришлось не раз подавлять улыбку.

«Économisons le pain en mangeant des pommes de terre», – сообщал один (Экономь на хлебе – ешь картошку). Или не менее серьезный: «Semez du blé – c’est de l’or pour la France». Она подумала: маловероятно, что парижане будут сеять пшеницу в этот сезон, хотя пшеница для Франции, как утверждал этот лозунг, – чистое золото. Плакат за плакатом сообщал, что в такое-то число будет проведен национальный день в помощь той или иной достойной группе: сирот, армии в Африке, туберкулезных больных, даже обычных французских солдат, или, как их еще называли, poilu.