Читаем Где живет моя любовь полностью

Я попытался кивнуть, но язык мне не повиновался, а челюсти ворочались с таким трудом, словно я провел пару часов в кресле дантиста.

– Вываво и хуве… – «Бывало и хуже», – сумел выдавить я.

Эймос покачал головой.

– Что-то я сомневаюсь. – Он повернулся к двери и проговорил совсем тихо: – Одну ночь мы его продержим, пока он не внесет залог, но потом…

– Я думаю, он не успокоится, – добавила Аманда, и Эймос снова посмотрел на меня и кивнул.

– Будь осторожен.

– Ты тоже.

Они уехали, а я кое-как поднялся с кровати и подошел к окну. Проводив взглядом автомобиль Эймоса, я с трудом спустился вниз и подковылял к дому. Блу, виляя хвостом и потягиваясь, поднялся мне навстречу, и я потрепал его по голове. Держась за стены, я вошел в дом, добрался до своего кабинета и достал из тайника «винчестер» и патроны. Один патрон я загнал в ствол, поставил ружье на предохранитель и вернулся в амбар.


Было уже далеко за полночь, когда Мэгги проснулась, выбралась из постели и, спустившись по лестнице, долго стояла в ду́ше. Нагревшаяся за день вода давно закончилась, а она все плескалась внизу. Наконец она выключила кран. Еще долгое время снизу не доносилось ни звука, и я тоже поднялся и тихо вышел из комнаты. Видел я по-прежнему только одним глазом, но этого оказалось достаточно. Мэгги стояла в душевой кабинке и, вцепившись руками в столб, удерживающий трубу душа с лейкой, яростно мотала из стороны в сторону головой. Вода еще стекала по ее телу, губы тряслись, плечи поднялись к самым ушам, а руки покрылись «гусиной кожей».

Я спустился вниз и подал ей полотенце. Мэгги завернулась в него, зажав концы под мышками, но вытираться не стала.

– Если ты проголодалась, я мог бы что-нибудь приготовить на скорую руку…

Она посмотрела на меня, как на идиота, но я все же направился к дому, надеясь найти в кухне что-нибудь из еды, когда она меня окликнула:

– Дилан Стайлз!..

Она не называла меня так уже очень давно.

Быть может, подумал я, теперь уже пора. Быть может, пора признаться в обмане и рассказать обо всем, о чем я умолчал. Быть может…

Так и не дойдя до дома, я вернулся в амбар. Мэгги все еще стояла в душевой кабине, и на нее падал отсвет лампочки над дверью.

Я шагнул к ней.

– Мэгги, я знаю, что́ ты…

Она резко выпрямилась и, сверкнув глазами, вытянула палец в направлении моего носа.

– Не смей! Не смей говорить мне, что́ я чувствую!

– Но я только хотел…

– Ты ничего не знаешь. Не можешь знать! – Она выпустила полотенце и прижала руки к животу, словно в нее попала пуля. – Ты не знаешь, на это похоже!.. – Она показала мне три пальца. – У нас могло быть трое собственных детей!.. Трое, слышишь?!..

Она снова прижала ладони к животу, и я подошел чуть ближе, но Мэгги остановила меня взмахом руки.

– Разве я женщина? Я бесполезная, бесполезная, бесполезная!.. – Она стукнула себя кулаком по животу, по груди, ущипнула туго натянутую кожу. – Почему?! За что?!!

И, рухнув на колени, Мэгги замолотила кулаками по поддону, служившему полом для душевой кабинки, а я… Я до того растерялся, что не знал, как быть. В конце концов я подобрал полотенце и набросил ей на плечи. В воротах амбара появился Блу; крики Мэгги его встревожили, но войти он боялся. Даже Пи́нки, которая начала было выражать недовольство тем, что ее опять не покормили, притихла в своем загоне.

Мэгги поднялась на ноги и, вскарабкавшись по лестнице наверх, закрыла за собой дверь.

Я проводил ее взглядом и отправился на кухню. Там я сварил себе кофе, набрал в грелку льда из холодильника и вернулся к амбару. Усевшись на пороге, я приложил лед к глазу и поднес чашку к губам. Взгляд мой был устремлен на наш дом: все еще укрытый синим пластиком и пропахший гарью, он оставался не более чем развалиной, совершенно не пригодной для жилья.

Потом я повернулся и, глядя на ведущую в нашу комнату лестницу, стал думать о Мэгги, которая безутешно плакала там, наверху – о том, что в последние дни наша семейная жизнь мало чем отличается от нашего дома. Руины, остывшие головешки и синий пластик вместо фасада.

Покачав головой, я сплюнул, выплеснул на землю остатки кофе и вытер глаза. Всегда бывает очень больно, когда теряешь самое дорогое.

Глава 37

Примерно три часа и три большие кружки кофе спустя (на часах было что-то около трех пополуночи) я все еще сидел, привалившись спиной к створке амбарных ворот с наветренной стороны от Пи́нки, когда полицейский УКВ-сканер неожиданно ожил и прохрипел голосом Эймоса:

«Сто четырнадцатый – сто десятому, сто четырнадцатый – сто десятому…»

«Сто десятый на связи. Что у тебя, сто четырнадцатый?»

«Ситуация 207. Подозреваемый 962. У меня 998 и 999. Повторяю, 998 и 999!»

«Сто четырнадцатый, доложи двадцатому».

«Крытая парковка к юго-востоку от больницы».

«Вас понял, сто четырнадцатый. Имя похищенного известно?»

Последовала пауза, потом снова включился передатчик Эймоса, но сквозь треск я едва расслышал его тихий шепот:

«Аманда… Аманда Картер».

Вскочив на ноги, я одним махом взлетел по лестнице и ворвался в комнату – и конечно, разбудил Мэгги, которая села на кровати с крайне недовольным видом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пробуждение (Мартин)

Похожие книги

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза