Где живет моя любовь

– А где сейчас Аманда и Маленький Дилан?

– Аманду я только что видел в коридоре. Дилан у ее матери. Мы тоже пока переехали к ним.

– Ты боишься? – спросил я напрямик.

Эймос вскинул глаза. Некоторое время он пристально смотрел на меня, потом медленно покачал головой.

– Боюсь? Нет, не боюсь. Беспокоюсь ли я? Да, немного. Зол ли я?.. – Эймос говорил совсем негромко, но казалось – он обращается к кому-то, кого сейчас здесь не было. На мгновение его голос стал совсем тихим, глаза превратились в узкие щелочки, и я понял, что так или иначе он отыщет способ кое с кем поквитаться. – …Да, очень, – закончил Эймос тихо.

Глава 22

После ужина Мэгги задремала, и я притушил в палате свет, а сам решил ненадолго отъехать. Аманда уже ушла домой, но дежурная сестра пообещала, что приглядит за Мэгги.

Прежде чем покинуть палату, я присел на корточки рядом с Блу, чтобы почесать ему брюхо. Блу с готовностью перевернулся на спину и тихонько взвизгнул с крайне довольным видом. Я погладил его по голове, стряхнул с шерсти между ушами несколько чешуек засохшей крови и показал на дверь.

– Не хочешь погулять? Пометить старую территорию? – спросил я, глядя на знакомую магнолию за окном.

Но Блу уткнулся носом в одеяло и, скосив глаза в сторону, протяжно вздохнул.

– Ну твое дело… – Я вышел из палаты, спустился на первый этаж и открыл дверь на парковку.

Свернув на нашу подъездную дорожку, я остановил автомобиль так, чтобы фары освещали наш дом, и, достав из кармана фонарик, вышел из кабины.

Едва перешагнув порог, я почувствовал какой-то незнакомый запах, заглушить который был не в силах даже запах гари и дыма. Пахло каким-то дешевым одеколоном, причем пахло очень сильно, и я насторожился. Одну за другой я обошел комнаты, но в доме никого не было, и я открыл все окна и двери, чтобы чужой запах выветрился как можно скорее.

Задняя дверь и дверь-экран были в спешке сорваны с петель моими коллегами-пожарными, которые залили все комнаты водой под очень высоким давлением. Вода погасила огонь, но краска успела пойти пузырями, многие из которых были вскрыты пожарной струей, из-за чего стены покрылись безобразными оспинами. Мебель и прочее наше имущество промокли и были покрыты копотью, потолок провалился, обнажив стропила и утеплитель, который клочьями свисал вниз. В нашу спальню и детскую я заходить не стал – все было понятно и так. Как сказал Эймос, дом подожгли именно с той стороны, так что спальня и детская, несомненно, пострадали больше всего.

Другая половина дома, включавшая кухню и гостиную, почти не пострадала, если не считать следов грязных башмаков, царапин, оставленных брандспойтами, которые волочили по полу, да разлитой повсюду воды.

В конце концов я все-таки заглянул в нашу спальню. От досок, которыми были обшиты стены, остались только гвозди, мебель превратилась в груды мокрых углей, матрас на кровати стал похож на грязную лужу. Потолок и крыша исчезли, а двигатель вентилятора, который когда-то висел над кроватью, упал вниз и торчал из остатков матраса под каким-то нелепым углом. Лунный свет пробивался сквозь плотный синеватый пластик, которым пожарные закрыли дыру в крыше, и на мокром полу лежали тусклые голубоватые блики.

Заглядывать в детскую мне по-прежнему не хотелось, но я знал, что должен это сделать. Как я и ожидал, то, что я там увидел, причинило мне острую боль. Мягкие игрушки превратились в бесформенные оплавленные комки, лошадь-качалка обуглилась до неузнаваемости, а кроватка как-то странно перекосилась, словно у нее отсутствовала одна ножка. Детские книжки промокли и обгорели по краям, а крошечные кофточки, рейтузики и чепчики, которые хранились в стенном шкафу, были разбросаны по всему полу – почерневшие, безнадежно испорченные.

Дверь моего писательского «кабинета», расположенного между детской и спальней, тоже обгорела и покрылась копотью, но она была заперта. Заглядывать внутрь у меня не было особой охоты, поэтому я снова вышел в сад. Орхидеям Мэгги тоже досталось: большинство из них были втоптаны в землю или превратились в обожженные стебли, на которых не видно было ни одного цветка.

Вернувшись в кухню, я пытался оценить масштабы катастрофы, когда меня испугал телефонный звонок. Я был уверен, что пожарные первым делом отключили электричество, но, как видно, телефонная линия осталась цела.

– Дилан, это Джон…

Кэглсток часто называл меня просто по имени, и хотя мы не были близкими друзьями, я знал, что так он чувствует себя менее стесненно. Кроме того, звонок в половине одиннадцатого вечера означал, что у него есть ко мне что-то важное.

Я сел на табурет, который казался целее остальных.

– Привет, Джон. Что случилось?

– Слушай, тут такое дело… Есть идея: перевести часть капиталов Брайса из одного торгового дома в другой. Доходность там выше, так что сделать это имеет смысл. Проблема в том, что сделки подобного рода облагаются комиссией, которая в нашем случае может составить до сорока пяти тысяч долларов… – Он ненадолго замолчал, давая мне возможность осмыслить сказанное.