Читаем Где живет моя любовь полностью

Когда я наконец вернулся домой, часы показывали половину четвертого утра. Света нигде не было, если не считать лампочки над воротами амбара. Она почти не освещала двор, но я все же заметил, что Мэгги не выключила садовый шланг-опрыскиватель. Обойдя дом, чтобы закрыть кран, я снова увидел следы.

Взяв из фургона фонарик, я зажал его в зубах и на четвереньках пополз вдоль стены. На этот раз следов было меньше, но все они были свежими: Мэгги включила шланг уже после того, как я повез Эймоса домой. Кто-то приходил сюда сравнительно недавно – в течение трех-четырех последних часов.

В кукурузе – не дальше чем в сорока ярдах от меня – раздался какой-то шорох, и я застыл, погасив фонарь. Минуты через две я услышал это снова: шорох, шаги и легкий треск, словно кто-то сломал сухой кукурузный стебель.

Стараясь производить как можно меньше шума, я скользнул на веранду, отпер дверь и прокрался по коридору к своему писательскому «кабинету». Пробравшись внутрь, я достал из тайника под полом дробовик и дослал патрон в патронник. Прихватив с полки более мощный фонарь – такой же, какой Эймос держал в своем служебном пикапе, – я бесшумно выбрался из дома, чуть не на животе сполз с крыльца, прокрался вдоль азалий к крану и одним броском пересек полоску травы, отделявшую двор от зарослей кукурузы.

Здесь я ненадолго остановился. Сердце в моей груди билось так сильно, что казалось – еще немного, и оно выскочит наружу. Прижимая фонарь к стволу так, чтобы луч света совпадал с линией выстрела, я поднял «винчестер». Оставалось только нажать кнопку, но я мог это сделать большим пальцем левой руки.

Тем временем источник непонятных звуков переместился в направлении реки еще примерно ярдов на сорок. Теперь он был не таким отчетливым и громким, а когда я вступил в темноту между рядами, прекратился вовсе. Ветер дул мне в спину, шуршал стеблями кукурузы, которая вымахала уже фута на два выше меня, а я все стоял и ждал. Наконец я услышал, как кто-то быстро пополз прочь, двигаясь все в том же направлении – к реке. Если он успеет добраться до берега, понял я, мне его уже не найти, но если я сумею перерезать ему путь, тогда у меня есть шанс.

И я решил действовать. Покинув кукурузное поле, я двинулся в обход, по-прежнему прижимая фонарь к стволу «винчестера» левой рукой и сжимая шейку приклада правой. Но чем быстрее я шел, тем быстрее удалялся от меня источник звука, и я уже начал сомневаться, что мне удастся догнать неизвестного. К счастью, кукурузное поле спускалось к реке довольно узким клином, и я подумал: если я сейчас побегу, то мы встретимся у самого берега.

Из-за туч медленно выплыла луна, и по траве передо мной протянулась моя тень. Стараясь утихомирить неистово бьющееся сердце, я сделал глубокий вдох, крепче стиснул ружье и побежал вдоль зарослей кукурузы.

Тот, кого я преследовал, очевидно, услышал меня, поскольку сделал то же самое. Теперь он ломился сквозь посадки как трактор, даже не думая о том, чтобы соблюдать тишину. По-видимому, он еще надеялся меня опередить и выскочить с другой стороны кукурузного клина. До реки оставалось всего ярдов сто, и, судя по звуку, неизвестный должен был достичь ее раньше меня. Я попытался бежать быстрее, но мои ноги то и дело путались в траве, которая доходила мне почти до колен, к тому же в ковбойских сапогах не особенно побегаешь. Тот, кого я преследовал, напротив, мчался с невероятной скоростью, прокладывая себе путь сквозь кукурузу.

Как ни трудно мне приходилось, я наддал еще и вскоре оказался почти у самой реки. Здесь я остановился. Берег был от меня ярдах в сорока; кукуруза осталась слева, справа темнели в темноте громады дубов, а впереди спускался к реке небольшой травянистый участок. К северу простирались владения Старины Маккатчи, в нескольких сотнях ярдах к югу находилась могила моего сына, еще дальше начиналась церковная земля, а всего в тридцати футах, надежно скрытый кукурузой, пыхтел и сопел кто-то, кто повадился заглядывать по ночам в мои окна. По всей видимости, неизвестный остановился, но не потому, что выдохся, а потому, что не хотел оказаться на открытом месте.

Я снял «винчестер» с предохранителя, прижал приклад к плечу и поднес палец к кнопке фонаря. Не в силах унять сердцебиение и дыхание, я целился в темную стену кукурузы и ждал. Ружье прыгало у меня в руках, а сам я до рези в глазах всматривался в темноту, пытаясь уловить движение или разглядеть между стеблями темный силуэт.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пробуждение (Мартин)

Похожие книги

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза