Где живет моя любовь

Как быть дальше? Что делать?.. Этого я не знал. Мне было ясно одно: если пришелец меня еще не заметил, то рано или поздно он все равно меня увидит, и тогда… Значит, я должен действовать первым, понял я и попытался сесть, одновременно наводя ствол револьвера на широкую темную фигуру. Прицелиться как следует я даже не пытался – руки у меня ходили ходуном, мушка прыгала, а ладони взмокли так сильно, что удобная рубчатая рукоятка скользила в них, словно кусок мыла. Думаю, если бы мне действительно пришлось стрелять, я бы не попал и в слона, хотя расстояние было плевым.

И тут топчан подо мной предательски скрипнул, и человек обернулся. Свет фонаря упал на его лицо – и я чуть было не намочил штаны. В очередной раз.

– Брайс! – Я откинулся на спину и выронил револьвер. – Какого черта?!!

Брайс хладнокровно разжег газовую горелку, поставил на конфорку сковороду и выложил на нее куски рыбного филе. Добавив кукурузного масла, он повернулся к окну и, просунув в него руку, приподнял крышку газового гриля, который был каким-то образом встроен в стену воздушного дома. С помощью небольших щипцов он перевернул то, что жарилось в гриле, добавил перца, еще какой-то приправы и вскрыл жестянку апельсиновой шипучки. Накачав в умывальник воды, Брайс открыл кран, наполнил стакан и залпом выпил.

Пока рыба шкворчала на сковороде, а в гриле жарилось то, что там лежало, Брайс поставил на стол две тарелки, два стакана с водой и положил две вилки. В последний раз перевернув рыбу, он положил на каждую тарелку по два куска филе, потом пошарил на полке над головой и достал два початка вареной кукурузы и две запеченных картофелины, завернутых в фольгу.

Пока я пытался вернуть на место отвисшую челюсть, Брайс сел к столу и занялся едой. Только сейчас я обратил внимание, что он по-прежнему бос, но одет не в камуфляж, а в черный комбинезон. Впрочем, «кольт» сорок пятого калибра по-прежнему торчал из наплечной кобуры у него под левой мышкой. Пока я разглядывал его, он мельком посмотрел на меня и продолжал сосредоточенно жевать, словно проверяя качество пищи.

Наконец я вышел из ступора и тоже подсел к столу, но Брайс, не обращая на меня внимания, продолжал есть, откусывая маленькие кусочки рыбы и запивая водой.

– И давно ты… построил себе это птичье гнездо? – спросил я.

Но Брайс продолжал есть. Он не мог не слышать меня, но отвечать не торопился.

– Что ты вообще здесь делаешь?!

Брайс огляделся по сторонам, собрал с тарелки остатки рыбы и налил себе еще стакан воды. Он молчал, и я не стал настаивать. Наши разговоры часто бывали односторонними – я говорил, он слушал. Отвечал Брайс, только когда ему этого хотелось.

Я посмотрел на часы и подумал, что Мэгги, наверное, волнуется. Теперь, когда я повстречал Брайса, у меня появился шанс попасть домой раньше, чем я думал, поэтому я сказал:

– Извини, но мне пора. Не мог бы ты помочь мне выбраться отсюда?

Брайс залпом проглотил воду, поднялся и, подойдя к одной из стен, отворил узкую дверь, которую я не заметил и которая вела на небольшой балкон размером примерно четыре на четыре фута. Вокруг балкона были сделаны перила, а на помосте стоял… фаянсовый унитаз. Стоя ко мне спиной, Брайс поднял сиденье и помочился в отверстие.

Я слышал, как струя, пролетев тридцать с лишним футов, с плеском достигла болота. Когда шум затих, я сделал еще одну попытку:

– Брайс, меня ждет Мэгги.

Он вернулся в дом, закрыл дверь и заговорил:

– С ней все в порядке. Не беспокойся. – Сполоснув руки в умывальнике, Брайс вернулся к столу, взял початок кукурузы и принялся грызть.

– Скажи… – Я отложил вилку и вытер губы. Неожиданно мне пришло в голову, что с тех пор, как я поднялся в этот странный дом, ни один москит меня не побеспокоил. – Как давно ты следишь за моим домом?

Он пожал плечами.

– А почему?!

Брайс замер. Его взгляд потускнел, словно в комнату вошел кто-то посторонний. Вымыв свою тарелку, мой приятель, ни слова не говоря, нырнул в люк в полу и спустился по веревочной лестнице вниз, к лодке, рядом с которой было привязано узкое двухместное каноэ, покрытое черными и зелеными полосами.

Восприняв его поступок как приглашение, я тоже стал спускаться. Через минуту мы уже сидели в каноэ и гребли. На компас, даже если он у него был, Брайс не смотрел; он полностью полагался на свое чувство направления, поэтому еще до рассвета мы добрались до сухой земли чуть в стороне от поляны с полосой препятствий. Выбравшись на берег, я обернулся, чтобы поблагодарить Брайса, но он уже плыл обратно в болота. Заметив, что я открыл рот, он махнул мне рукой и отвернулся, но я успел заметить нечто весьма странное. Впервые со дня нашего знакомства я увидел на его лице выражение страдания – такого глубокого, что казалось, будто оно вошло в его плоть и кровь.