Генерал Деникин. За Россию, Единую и Неделимую

Для выполнения этой задачи необходима была база для формирования и сосредоточения сил. В качестве таковой была избрана Донская область, а впоследствии, по мере развития сил и средств организации, предполагалась вся территория т. н. Юго-Восточного союза. Отсюда Добровольческая армия должна была идти историческими путями на Москву и Волгу…

Расчеты, однако, не оправдались… Предстоит и в дальнейшем тяжёлая борьба. Борьба за целость разорённой, урезанной, униженной России; борьба за гибнущую русскую культуру, за гибнущие несметные народные богатства, за право свободно жить и дышать в стране, где народоправство должно сменить власть черни.

Борьба до смерти.

Таков взгляд и генерала Алексеева, и старших генералов Добровольческой армии (Эрдели, Романовского, Маркова и Богаевского), таков взгляд лучшей её части. Пусть силы наши не велики, пусть вера наша кажется мечтанием, пусть на этом пути нас ждут новые тернии и разочарования, но он – единственный для всех, кто предан Родине.

Я призываю всех, кто связан с Добровольческой армией и работает на местах, в этот грозный час напрячь все силы, чтобы немедля сорганизовать кадры будущей армии и, в единении со всеми государственно мыслящими русскими людьми, свергнуть гибельную власть народных комиссаров.

Командующий Добровольческой армией генерал-лейтенант Деникин

»[44].

Германский сапог

Только один вопрос был решён окончательно и бесповоротно – отношение к оккупантам. Здесь Деникин и Алексеев оставались единодушны. Алексеев утверждал: «Союз с немцами морально недопустим, политически нецелесообразен»[45]

. По его мнению, связь России с Германией сулит ей такую формулу: «Политически – рабы, экономически – нищие…» Деникин категорически запрещал своим подчинённым любые контакты с оккупантами. Из армии были выдворены открытые германофилы: доктор Всеволжский, Ратманов, Сиверс и другие. Даже попытки немцев через майора Кохенхаузена завязать невинные сношения со штабом армии в виде упорядочения движения коммерческих судов через Новороссийский порт, как и в случае с Дроздовским, наталкивались на вежливый, но решительный отказ. Вряд ли дело было только в аморальности германской помощи, с совестью руководство Добрармии как-то умудрялось справляться. Вероятнее всего, расчёт делался на реакцию Антанты, победа которой казалась Деникину несомненной, но которая бы впоследствии припомнила Белой армии контакты с германцами. К тому же не пошедшая на поводу у кайзера и не признавшая брестской капитуляции Белая Россия, по мысли руководства Добрармии, вполне обоснованно рассчитывала стать полноправной участницей будущей мирной конференции и претендовать на свою долю от раздела пирога победителей. Если уж она была не в состоянии воевать с Германией, то должна была хотя бы не пачкать руки сотрудничеством с оккупантами.

Тем более для этих целей существовали руки донского атамана, который по соглашению с германцами получал от них вооружение и амуницию, делясь при этом с Деникиным. На общественном уровне и в прессе перепалки между донцами и добровольцами продолжались. «Но что же Войску делать, – вещал генерал Денисов. – Немцы пришли на территорию его и заняли. Войску Донскому приходится считаться с совершившимся фактом. Не может же оно, имея территорию и народ, ее населяющий, уходить от них, как то делает Добровольческая армия. Войско Донское – не странствующие музыканты, как Добровольческая армия»[46].

Из штаба Деникина тут же парировали: «Войско Донское – это проститутка, продающая себя тому, кто ей заплатит».

Денисов за словом в карман не полез: «Скажите Добровольческой армии, что если Войско Донское проститутка, то Добровольческая армия есть кот, пользующийся ее заработком и живущий у нее на содержании»[47]

.

И все же политическая целесообразность подсказывала Краснову, что Добрармия прикрывает Дон с тыла, освобождая Кубань. Её пусть малочисленные, но крепко спаянные отряды в состоянии сдерживать красных ещё долго. Провоцировать Деникина на окончательный разрыв было себе дороже. Стало быть, надо делиться деньгами, а главное, оружием. Без лишнего шума.

Деньги же у немцев были. Еще 11 декабря 1917 года военный министр Уинстон Черчилль публично заявил: «Россия окончательно побеждена Германией. Её великое сердце разбито – и не только германской мощью, но и германской интригой, не только германской сталью, но и германским золотом»[48]. «Золото» потоком шло в Совнарком на ликвидацию Восточного фронта, его ручейки явно добивали и до Дона, чтобы этот фронт больше никогда не возникал.

Сам Краснов как-то съязвил по поводу обвинений представителями Добрармии в связях с немцами: «Да, да, господа! Добровольческая армия чиста и непогрешима. Но ведь это я, донской атаман, своими грязными руками беру немецкие снаряды и патроны, омываю их в волнах Тихого Дона и чистенькими передаю Добровольческой армии! Весь позор этого дела лежит на мне!»[49]