Как вспоминал герцог Лейхтенбергский, он написал генералу Деникину о том, что «Южная армия» готова к совместным действиям с «добровольцами» против общего врага – большевизма. На это был получен сухой и вежливый ответ от главкома Добрармии: «Добровольцы совершенно самостоятельны, ни в чьей помощи не нуждаются, а о совместных действиях можно будет говорить только тогда, когда „Южная армия“ освободится от иноземной зависимости и обязательств».
Вряд ли Деникин просто так стал бы разбрасываться немногочисленными союзниками, завязнув в боях на Кубани и в Ставрополье. Скорее всего, хорошо помня опыт генерала Корнилова, окружившего себя откровенными проходимцами и авантюристами, он не хотел наступать на те же грабли в случае с этим явным «троянским конём» рейхсвера. Компроментировать себя открытым сотрудничеством с непонятными личностями германской ориентации в ожидании обещанной помощи от Антанты Деникин не собирался.
Именно тогда при штабе «Южной армии» появилась весьма одиозная и авантюрная личность, назвавшая себя подполковником князем Павлом Бермондт-Аваловым. На самом деле он был всего лишь уроженцем Тифлиса, корнетом 1-го уланского полка, сыном Рафаила Бермондта, караимом по вероисповеданию (разновидность иудаизма). Называл себя бароном, хотя по материнской линии находился в родстве с княжеским родом Авалишвили. В своё время крестился в православие, а во время службы в Уссурийском казачьем дивизионе уже значился как «казак». Уверял, что Временное правительство ему, как избранному солдатами командиру Санкт-Петербургского уланского полка, присвоило чин подполковника, но бумаги о его производстве в чин якобы затерялись после большевистского переворота.
Вскоре выяснилось, что князь-барон близок к германскому командованию и финансируется из его источников. Иными словами, обычный шпион, приставленный, чтобы следить за непредсказуемыми монархистами. А через год князь «всплыл» в Прибалтике уже как «генерал» во главе созданного опять же немецким генералом Рюдигером фон дер Гольцем прибалтийского ландсвера, ставшего Западной добровольческой белой армией. Герцог Лейхтенбергский горестно воскликнул: «Плохи же дела, если немцам пришлось во главе столь серьёзного предприятия поставить такого мелкого человека. Неужели они не могли найти настоящего русского генерала с именем, а должны были прибегнуть к помощи авантюриста, самодельного генерала и бывшего своего, вероятно, мелкого агента?»[53]
Прогерманский князь тут же стал конфликтовать с ориентирующимся на Антанту командующим Северо-Западной армией генералом от инфантерии Николаем Юденичем, отказываясь подчиняться его приказам, что стало одной из причин провала наступления белых на Петроград. В итоге разбиты оказались оба. Следующие 15 лет Бермондт-Авалов провёл в Германии, создавая на немецкие деньги организации русских фашистов, пока за растрату денег не оказался в концлагере.
Параллельно немцы занялись формированием так называемой «Астраханской армии» из представителей крайне правых монархических групп, возглавляемых атаманом Калмыцкого казачьего войска (образовано в сентябре 1917 года из астраханских калмыков) полковником князем Данзаном Тундутовым (нойон Малодербетовского улуса Астраханской губернии). Неудивительно, что с Красновым они нашли общий язык, особенно на почве доставленной ими ноты командующего оккупационными войсками на Украине фельдмаршала Германа фон Эйхгорна, настаивавшего на скорейшем образовании Юго-Восточного союза (естественно, под германским протекторатом) и удалении с Дона Добровольческой армии. Или хотя бы смене её антигерманского командования.
Понятно, что сменить командование Добрармии было утопией, но разрешение на формирование «Астраханской армии» в районе станицы Великокняжеской (Сальский округ), где компактно проживали донские калмыки, Краснов дал. С удовольствием отметив, что армия обязывалась воевать под почти «деникинскими» лозунгами «За веру, царя и Отечество» и «Великая, Единая и Неделимая Россия». За «веру» было особо актуально для буддистов калмыков.
Однако немецких денег Тундутову хватило лишь на то, чтобы к середине июля сформировать один Астраханский казачий дивизион (200 сабель), который Краснов сразу же причислил к Задонскому отряду полковника Быкадорова. Причём, по признанию самого Краснова, «калмыки были босы и оборваны, сидели на двухлетках и трехлетках, большинство не имели сёдел и оружия». К концу лета на базе дивизиона удалось сколотить бригаду в составе 1-го казачьего, 2-го и 3-го калмыцких полков. В конце сентября её переформировали в Астраханский корпус, но уже под командованием генерал-лейтенанта Александра Павлова (не казак, потомственный дворянин Волынской губернии). Там же оказался и первый командир 1-й Сводно-офицерской роты, любимец юнкеров штабс-капитан Василий Парфёнов, не ужившийся в Добрармии.