Генерал и его армия. Лучшие произведения в одном томе

Так же страстно отвергается версия о «политических причинах массовой сдачи в плен». Принявши нехотя советскую цифру – всего за войну 4059 тысяч пленных, автор ее объясняет «военными неудачами, неопытностью и некомпетентностью военного командования, ошибками, просчетами и преступлениями партийно-государственного руководства» (какими – не сказано), никак не признавая пленения добровольного. Подчас аргументы могут вызвать улыбку: наше внимание обращается на немецкую кинохронику, где сонмища пленных показаны в нательном белье – «это бойцы, захваченные врасплох, может быть – во время сна». Какой всеобъемлющий, непреоборимый сон! И – какое расплывчатое представление о взаимоотношениях воина с его одеждой. За сколько минут одевается солдат по тревоге, этого автор, поди, не знает, как и того, что на переднем крае зачастую в шинелях и полушубках спят, а в нательном белье, случается, ходят в контратаки; едва ли допустимо ему поверить, что гимнастерки и галифе скорее всего сбрасывались намеренно, поскольку на них были командирские (а хуже того – комиссарские) петлицы, шевроны, лампасы, канты и т. п. либо значки отличника боевой и политической подготовки – что, разумеется, участь пленного не облегчает.

Документальный очерк – это такой жанр, где критике подлежит не только то, что есть в нем, но и чего нет, а должно бы быть. Во всем очерке Решина не встретишь слов «кулак», «раскулаченный», нет речи о семьях репрессированных, о переживших голод на Украине, а такие люди и составляли «золотой фонд» антисоветских формирований и имели «политическую причину» густо сдаваться: либо чтоб не служить в Красной армии и оставить любимую родину без защиты, либо – отомстить кое-кому за все ужасы коллективизации. Но кажется, лишь для казаков находит автор причину «очень не любить советскую власть».

Не менее странно полное умолчание о той обширной литературе, посвященной антисталинскому сопротивлению, что составилась в Зарубежье. Назвать хотя бы книги А. Казанцева «Третья сила», С. Свеенберга «Власов», К. Кромиади «За землю, за волю…», прот. Д. Константинова «Записки военного священника РОА», прот. А. Киселева «Облик генерала Власова», В. фон Штрик-Штрикфельдта «Против Сталина и Гитлера», В. Артемьева «Первая дивизия РОА», Ник. Беттела «Последняя тайна». Поверить, что автор не мог эти книги раздобыть, трудненько; хоть и в микродозах, они в СССР проникали и ходили по рукам; коль скоро меня эта тема занимала, я их читал в Москве в 1970-е годы. Некоторое объяснение найдет читатель в словах благодарности Решина архивистам Министерства безопасности России. Славные чекисты, как показывает долгий опыт, ревниво хранят архивы и всего в руки не дают, но в строго отмеренной пропорции и с непременными рекомендациями – что и как использовать. Боюсь, автор эти рекомендации принял близко к сердцу. Никак не пойму, плотно ли он держал в руках или же из чьих-то рук почитывал следственные дела двенадцати повешенных – Власова, Буняченко, Жиленкова, Малышкина и других. Если держал, почему так скупы, отрывочны, единичны ссылки и цитаты? Приводится текст из солдатской книжки РОА, выданной Власову, фраза из допроса Трухина, что «стал на путь борьбы с советской властью только в плену у немцев», вскользь – показания Жиленкова, но не слышны объяснения подследственных, их политическая программа, их последние слова. Почему-то, скажем, обстоятельства пленения Власова излагаются со слов поварихи Марии Вороновой, а не его самого. Что же, его об этом не спрашивали? Или показания поварихи больше устраивали следствие и суд?

Задумаемся, кстати, отчего Сталин ни разу не судил военных открытым судом: ни в 1937 году – Тухачевского, Якира, Примакова и других, ни в 1941-м – Мерецкова, Лактионова, Рычагова, Штерна и других, ни вот в 1946-м – группу Власова? Первая мысль, какая приходит в голову: человек военный, как правило, телом и духом покрепче штатского, сломить его нелегко. Увы, это различие – количественное: ну, не «потек» в первую неделю, так продолжим и усилим воздействие – и глядишь, потечет. А полбеды, если и не выйдет это: вон генерал Лактионов все мучения перенес, ничего не показал ни на себя, ни на других, – и что же? Другие все, что надо, на него показали, кто не перенес, – и он был расстрелян с ними вместе… Дело, наверное, в другом – в характере мышления военного человека: оно конкретно и чуждается абстракций, оно оперирует фактами, а не химерами, и оно же мешает ему выступить хорошим актером в политическом спектакле, подобно Бухарину или Радеку, повинуясь дирижерской палочке Вышинского. Надо думать, и Власов со товарищи надежд не оправдали бы, выпустить их на публику было рискованно, вдруг бы они такое стали молоть, что вызвали бы к себе, не дай бог, и сочувствие.