Генерал и его армия. Лучшие произведения в одном томе

– Я не сказал бы, что это был исключительно мой конфликт. Это был наш общий конфликт, то есть «третьей эмиграции», с таким же, в сущности, тоталитарным духом, от какого мы настрадались на родине и с которым тем более не намерены здесь мириться. Боюсь, в НТС еще не поняли, как глубока эта пропасть – между ними и «третьей волной». За неделю до увольнения позвонил мне председатель НТС Романов под псевдонимом «Рыбаков» (у него много псевдонимов, письма от издательства он мне писал под псевдонимом «Жданов») – сообщить, что вот, ходят слухи, будто меня хотят уволить, так как я отнесусь, не будет ли плохо с сердцем. Я спросил, учитывает ли руководство, к чему это приведет, к какому возмущению в эмиграции. Он ответил уверенно: «Никакая эмиграция никогда ни вокруг чего не объединится». Но вот она объединилась! Шестьдесят четыре подписи в мою защиту – и вовсе не единомышленников, случай уникальный. Это – не из любви ко мне, скорее – из неприятия НТС, но мне отрадно сознавать, что и в нашем рассеянии, при всех раздорах и склоках, существует общественное мнение! Представление о том, «что такое хорошо и что такое плохо», мы все-таки сохранили.

– Недавно в интервью с Романовым было сказано: «Грани», мол, наш журнал, а Владимов его называл «мой журнал». Это показательно: им не нужно, чтоб журналом руководил человек с талантом и независимыми взглядами, не нужна личность, а нужен тот, кто сольется с партией: «Это наш журнал, партийный журнал!»

– Тот, кто брал интервью, А. М. Югов, выразился еще прелестнее: «Вы делаете упор на существительное – „журнал“, а он на прилагательное – „мой“». Господин Югов, не подозревающий, что «мой» – вовсе не прилагательное, а другая часть речи (какая – не скажу, пусть раз в жизни заглянет в грамматику), всерьез считает, что для меня это существительное – «журнал» – было несущественно, коль скоро не думал я о партийности и о «товарищах по движению». Еще один его крик души: зачем приглашать известного писателя, он захочет «и редактором стать всемирно известным, как Твардовский». И что тогда случится? Небеса обрушатся на Флуршайдевег, 15? Или, еще ужаснее, он серых откажется печатать?

– В самом деле, что предосудительного, если журнал несет отпечаток личности редактора? Да, мы говорили: «Новый мир» Твардовского. Чем это плохо?

– Я думаю, это непременное условие – чтоб видна была личность редактора. Творчество всегда – личностно. Но что касается «Граней», я как раз не чувствовал журнал «моим». Все время приходилось идти наперекор. Больше года при мне комиссарствовала Артемова, я о ней писал в «Необходимом объяснении». Доводилось и от «самого» получить партийную головомойку – под грифом «В порядке частной переписки», поэтому я не суть, а только стиль передаю: «На одном я все же настаиваю – обязательно убрать… Статья с ложной целепостановкой… Это надо было вычеркнуть… Ненужная заумность, можно было устранить… Вредная вещь. Нарочито вредная… Вульгарно, грязный язык… Сексовые слюни… Шрифт прозы должен быть крупнее». Под Новый год, в виде поздравления, положили на стол партийную анонимку «Отзыв о „Гранях“», сляпанную из письма полуграмотного читателя. Много есть способов управлять редактором. Помню замечательный вопрос г-на Югова, когда я не принял его статью: «А почему это у нас нельзя редактору приказать?» Кажется, этот идеал уже достигнут.

– А деньги, наверно, давали «под Владимова»?

– Грант, естественно, выделен был «Посеву» или НТС, но с условием, что редактировать «Грани» буду я. Потом НТС это условие сумел обойти. Не знаю – как, это еще выяснится.

– Что же все-таки произошло? Как объяснить ваш разрыв?