Генофонд нации

– Ты не понял: опер, или кум по-твоему, он из финансовой разведки. А это не ментовка. Интеллигентные люди, с которыми по-интеллигентному можно и договориться, – сказал Чуй, поднимаясь. – Поехали в магазин, я тебе покажу такую штуку – закачаешься.

– Последний раз я качался, когда вынес раму на ушах, уходя от тихарей, – ответил Ноздря, сгребая со стола серебряную табакерку с коксом [57] . – Но двигать надо. Выставить маяк гонцу [58] , и пусть зачахнет это дело.

– Такой случай нельзя упускать, – с восточным упорством повторил Чуй, неодобрительно покосившись на табакерку: – Капитально ты втянулся. Гляди, на гаррик [59] перейдешь.

Ноздря одарил подельника тяжелым взглядом – как смазал по лицу половой тряпкой:

– Не менжуйся, Ноздря не фраер. Ты еще пешком под стол ходил, а я уже по 224-й со знаками [60] . Но если вдруг промокнем с дрянью [61] – нам обоим деревянные тулупы [62] конкретно светят.

Чуй отвел взгляд. Не время было для споров – разборок. На последнем переходе верблюда не бьют камчой. Но с этим молабаем [63] надо что-то решать…

Выключив свет, Чуй вслед за Ноздрей вышел на крыльцо бревенчатого дома в Грушинке, который они использовали для встречи с людьми вроде Кента. Теперь путь – недальний и нетрудный, в теплом кожаном салоне БМВ – лежал на улицу Осипенко, где Чуй открыл магазин «Дубленки из Акмолы». Черная приземистая машина неслась в город – навстречу косо летящему снегу. Чуй вспомнил, как неделю назад в магазине случилась проверка в лице майора Гайворонского и двух сотрудников без лиц, в черных масках и с автоматами.

Сердце Чуя, случайно оказавшегося на месте, ёкнуло, как бывало в прежние годы при виде красного ментовского околыша. Но Иван Гайворонский был уже не тем ретивым лейтенантиком, который гонялся по рынку за торговцем анашой по имени Батыр (такая кликуха была у Чуя по молодости). Остепенился, оброс жирком и без возражений встретил предложение старого знакомого «договориться».

Одним из «пунктов» договора оказался десяток бумажных полосок с печатью и подписью Гайворонского, которыми теперь опечатывался склад магазина.

«Кончатся эти, приезжай, новых наштампую, – пообещал Гайворонский. – Это тебе как охранная грамота. Ни одна блядь не сунется, когда такая полоска на дверях …А пока скажи своим: пусть закинут в джип твоих тулупчиков с десяток. Пригодятся на охоте».

Позднее Чуй подсчитал: за каждую дубленку вышло в среднем по полтора оттиска печати. Сущие пустяки, если учесть, что за дверью с печатью хранились дубленки с героиновой начинкой. Первая экспериментальная партия героина, произведенная в Казахстане…

Витрина магазина «Дубленки из Акмолы» была ярко освещена, словно приглашая усталого путника в юрту, установленную за стеклом. У входа из костерка из саксаула щелкал зубами аксакал в драном халате. Зато все остальное пространство витрины занимали красотки в дубленках разных фасонов.

По воскресеньям манекены заменялись манекенщицами, а на очереди была другая идея Чуя: аксакала выкинуть на помойку, а на его место определить молодого батыра, пирующего с одалисками. Оставалось только сообразить, какая роль в этом застолье отводится дубленкам, если Чуй хотел оставить одалискам (их тоже, кстати, никогда не бывало в юртах неграмотных скотоводов) минимум одеяний.

Если когда-нибудь эта идея осуществилась бы, то роль старшей жены или любимой одалиски по праву принадлежала бы Флоре, ожидавшей наркодельцов в магазине. Бог знает, какого рода и племени (сама Флора считала себя цыганской принцессой), она обладала гибкой фигуркой, большими глазами и языком без костей. Сочетание столь убедительных факторов до последнего времени помогала Флоре выпутываться из любых передряг.

– Все готово, – встретила она хозяев ленивым кивком и достала из шкафа расшитый драконами халат.

Чуй поморщился: стилизация «а ля Казахстан» была явно неудачной. Скорее, творение отдавало японщиной. Но главным в данном случае была не форма, а содержание – семь килограммов героина, равномерно размещенные в простеганных полах халата.

– Ну а ты сама? – мрачно поинтересовался Ноздря. – Ты сама – готова?

– Хочешь попробовать? – зыркнула черными глазищами Флора. – Только сразу говорю: много будет стоить. Я женщина дорогая.

– Не бойся, не обидим, – вмешался Чуй, имея в виду уже завтрашнюю передачу «гаррика». – Все как договорились.

– Я и не боюсь.

– Почему? – задал вопрос Ноздря. – Почему ты не боишься?

– Лучше раз напиться крови, – сверкнула на этот раз уже зубами Флора, – чем всю жизнь питаться падалью.

Фраза была фартового человека, и Ноздря решился:

– Все остается в силе.

Дальше продолжил Чуй:

– Завтра утром в вестибюле гостиницы «Саратов»…

В витрине магазина одинокий старик съежился у едва тлеющего костра… Фарт такая штука: либо он есть, либо его нет.

Глава пятая «Оладушка» для кровососов

1. Партия в американский биллиард

Имя дочери, хотя и произнесенное вполголоса, хлыстом ударило по натянутым нервам. Карел Бредли выругался:

– Матка Боска Ченстоховска! А вы кто еще такой? И что вам нужно от моей Гертруды?