Генрих Четвертый и Генрих Пятый глазами Шекспира

– Нет, я сам не был, но мне рассказал один уважаемый человек, родовитый дворянин. Он ручался, что говорит правду.

В общем, «я сам не слышал, как поет Карузо, но мне Изя по телефону напел».

Нортемберленд видит приближающегося человека и говорит:

– А вот и Треверс, мой слуга, я его во вторник отправил за новостями.

ВходитТреверс.

– Так я его видел на дороге и обогнал, – говорит Бардольф. – Он знает ровно столько, сколько я сам ему и рассказал, ничего нового у него быть не может.

Но у Треверса, как выясняется, сведения совсем другие. То есть сначала некий встретившийся в дороге дворянин сказал, что все хорошо и мятежники одержали победу (вероятно, этим дворянином как раз и был лорд Бардольф), поэтому Треверс не стал продолжать путь, а повернул назад, чтобы поскорее доложить хозяину. Но тут другой путник остановился, чтобы спросить дорогу, и на вопрос Треверса о вестях из Шрусбери поведал, что восстание подавлено, а «юный» Перси Горячая Шпора погиб.

Нортемберленд в ужасе от таких новостей, но Бардольф уверяет графа, что это все неправда.

– Милорд, я вам клянусь: все в порядке! Если окажется, что ваш сын не победил, я готов последнюю рубаху с себя снять.

– Почему же тогда тот человек сообщил о поражении?

– Да кто он вообще такой? – возмущается Бардольф. – Небось какой-нибудь проходимец, скакал на украденном коне, его спросили – он и ляпнул наобум первое, что в голову пришло. Вот еще один гонец прибыл, мы сейчас у него спросим.

ВходитМортон

.

Нортемберленд с тревогой видит, что выражение лица вошедшего не предвещает ничего хорошего.

– Ты из Шрусбери? – спрашивает он.

– Да, бежал оттуда.

– По твоему лицу уже видно, что ты мне скажешь. Сначала будешь рассказывать, как доблестно сражались мой сын и Дуглас, заморочишь мне голову похвалами, а потом с размаху прихлопнешь, мол, и сын мой, и брат, и все убиты. Так ведь?

– Не совсем, – признает Мортон. – Дуглас жив, и ваш брат пока тоже живой, а вот ваш сын…

Получается, Мортон знает, что Вустер и Дуглас попали в плен, а вот о том, что Вустера казнили, он не в курсе. На самом деле Томас Перси, граф Вустер, был казнен через два дня после пленения. Если Мортон сбежал из Шрусбери сразу же, как только стало ясно, что мятежники проиграли, то есть до казни Вустера, то понятно, почему его сведения не вполне точны.

Мортон не успевает договорить, что же там такое с сыном Нортемберленда, поскольку граф прерывает его:

– Неужели мой сын погиб? Нет, Мортон, я не хочу этого слышать, скажи, что предчувствие меня обмануло. Я порадуюсь своей ошибке, а тебя щедро награжу.

– Мне боязно вам перечить, но… Вы не ошиблись, к сожалению, – признается Мортон.

Нортемберленд в отчаянии, он не хочет верить в смерть сына, и его короткий монолог полон противоречий: «И все ж не говори, что Перси мертв» – «Коль убит он, скажи».

– Приносить дурные вести – неблагодарный долг, – удрученно констатирует граф.

Бардольф продолжает гнуть свое:

– Я не верю, что ваш сын умер.

Мортон собирается с духом и наконец рассказывает все в подробностях. В общем-то, излагать его слова смысла нет, мы с вами все видели-читали в предыдущей пьесе: принц Генрих в отчаянной схватке убил Гарри Перси; солдаты, потеряв своего лидера, утратили кураж и кинулись прочь с поля боя; Дуглас убил трех двойников короля; Вустер взят в плен; Дуглас попытался сбежать, но оступился, упал, потерял скорость и тоже оказался в руках врагов.

Ах, этот отважный, но невезучий Дуглас! Вроде в предыдущей части убитых двойников нам показали только двоих. Оказывается, был и третий?

– В конечном счете король одержал победу и отправил против вас войска под руководством принца Джона Ланкастерского и графа Уэстморленда. Вот и все новости, – заканчивает Мортон свое печальное повествование.

Нортемберленд произносит исполненную горечи и муки речь, из которой следует, что гибель сына порождает в нем ярость, придающую сил, несмотря на болезнь.

– Прочь, костыль презренный! Прочь, колпак больного! Пора надевать кольчугу и идти в бой. Пусть мир рухнет и начнется кровавая битва!

Вот насчет костыля любопытно. Так все-таки притворяется граф больным или нет? Если он симулирует, то, выходит, достаточно искусно, даже с костылем ходит. Или у него и вправду какая-то серьезная травма? Но, в отличие от первой пьесы, об утрате конечности здесь речь почему-то не идет.

– Не горячитесь так, милорд, вам вредно волноваться, – уговаривает его Треверс.

– Да, граф, сохраняйте благоразумие, – вторит ему лорд Бардольф.

Мортон тоже вносит свою лепту в попытки успокоить Нортемберленда: